Пржевальский

Караван двигался по безлюдной пустыне. День за днем на небе не видно было ни облачка. От раскаленной почвы дышало жаром, как из печи. Вьючные верблюды, привязанные один к другому «бурундуками»[25], шли мокрые от пота. Сеттер Фауст плелся, понурив голову и опустив хвост.

Нелегкий путь! Казаки, которые обыкновенно в пути пели песни, теперь ехали молча. Только Николай Михайлович попрежнему был неутомим. Он часто слезал с лошади и брал в руки бусоль или собирал попадавшиеся на пути растения.

В полуденное время, добравшись до какого-нибудь колодца, путешественники принимались укладывать и развьючивать верблюдов. Привычные к этому животные сами поскорее ложились на землю. Затем путешественники ставили палатку, перетаскивали в нее все нужные вещи, а посередине расстилали войлок, служивший им постелью. Потом собирали аргал и варили кирпичный чай.

«После чая, в ожидании обеда, — писал Пржевальский, — мы с товарищем укладываем собранные дорогой растения, Делаем чучела птиц или, улучив удобную минуту, я переношу на план сделанную сегодня съемку…»

2 сентября путешественники увидели на противоположном берегу Желтой реки Дэнкоу — небольшой городок, обнесенный ветхой глиняной стеной. Здесь они должны были переправиться на левый берег, чтобы идти к Ала-шань.

КИТАЙСКИЙ ГОРОДНИЧИЙ

Китайцы в Дэнкоу еще издалека заметили караван и высыпали на городскую стену. Когда же путешественники, поравнявшись с городом, остановились, от левого берега Хуанхэ отвалила барка с солдатами. Пристав к правому берегу, они потребовали от Пржевальского паспорт.

Николай Михайлович отправился в Дэнкоу с казаком и проводником-монголом Джюльджигой.

Гуань в Дэнкоу оказался куда более наглым и жадным, чем его собрат в Баотоу.

«Мандарин, — рассказывает Пржевальский, — сидел за столом в желтой мантии и преважно спросил: кто я такой и зачем пришел в эти страны? На это я отвечал, что путешествую из любопытства, притом же собираю растения на лекарства и делаю чучела птиц, чтобы показать их у себя на родине…

«Но ваш паспорт, вероятно, фальшивый, так как печать его и подпись мне неизвестны», — вдруг возразил мандарин, не оставлявший своей прежней надутой позы. В ответ на это я сказал, что едва ли знаю по-китайски несколько десятков слов, следовательно не могу сам написать себе паспорт, а с китайскими фабрикантами подобного дела также не знаком…»

«Но вы имеете оружие?»

Николай Михайлович ответил, что ружья и револьверы служат ему и его спутникам защитой от нападений разбойников.

«Объявите, сколько у вас оружия и какое именно!»

Пришел писарь и со слов Николая Михайловича записал, сколько у путешественников штуцеров, гладкоствольных ружей, револьверов, пороху, пуль. Гуань просил Пржевальского продать ему один из штуцеров, но получил отказ.

Тем временем стемнело, и гуань велел перевезти Пржевальского и его спутников обратно через Хуанхэ.

На другое утро к Пржевальскому явился чиновник с десятком полицейских в форменных красных блузах и объявил, что он прислан гуанем осмотреть вещи путешественников.

Больше всего полицейских заинтересовал… суп, варившийся в палатке! Они усердно вытаскивали из котла говядину и были так поглощены этим занятием, что обыск производили небрежно.

После того как обыск кончился, Николай Михайлович потребовал, чтобы караван сейчас же переправили на противоположный берег. Через час явилась барка с солдатами, но гуань приказал взять только вещи, а верблюдов не брать. Пржевальский с одним из казаков и Джюльджигой снова отправился в Дэнкоу.

Когда вещи были выгружены, явился сам гуань.

«Осматривая наши пожитки, — рассказывает Пржевальский, — мандарин стал отбирать и передавать своему слуге то, что ему более понравилось, под предлогом рассмотреть все это хорошенько дома и возвратить обратно. Взято было: два одноствольных нарезных пистолета, револьвер в ящике, кинжал, две пороховницы. Видя, что ревизия превращается в грабеж, я приказал своему переводчику передать мандарину, что мы не затем пришли сюда, чтобы нас грабили; тогда китайский генерал удовлетворился забранными вещами и отказался от дальнейшего осмотра. Между тем верблюдов все еще не перевозили под предлогом, что поднялся ветер и они могут утонуть».

Наконец, после решительного требования Пржевальского, гуань приказал перевезти животных. Но верблюды не могли взойти на барку с высокими бортами, и тогда этих несчастных животных веревками привязали за головы к барке и потащили через быструю реку в полкилометра шириной.

Как только перевезли верблюдов, Николай Михайлович отправился к гуаню за паспортом и пропуском, но ему сказали, что начальник спит и нужно ждать до завтра.

Во дворе, где стоял караван, поставили солдат, — будто бы для того, чтобы охранять вещи, на самом же деле, чтобы сторожить самих путешественников. От гуаня несколько раз приходил чиновник. Гуань просил подарить все забранные им вещи, в том числе и штуцер.

«Я отказал наотрез, — пишет Пржевальский, — говоря, что не настолько богат, чтобы дарить каждому встречному генералу оружие, которое стоит несколько сот рублей».