Псарня. Первая кровь

Беззвучно ругаясь, он приоткрыл расхлябанную и жутко «рычащую» дверь шкафа, нащупал в темноте отшлифованную частым использованием деревянную ручку лопатки и потянул её на себя. Вместе с лопаткой из рундука вывалился упакованный в сумку противогаз. Петька едва успел подхватить его, прежде чем он громыхнул об пол. Фух! Пронесло! Петька замер, прислушиваясь: не разбудил ли кого своей неуклюжестью? Тишина. Теперь назад. Босые ступни неслышно пошлепали по прохладным половицам.

— Принес? — осведомился Вовка.

— Ага, — кивнул Петька, бросая на кровать добытое «в трудной борьбе» имущество.

— А противогаз зачем? — удивился Путилов.

— Выпал, — коротко пояснил Петька. — А назад тулить побоялся — как бы еще чего не выпало.

— Хорошо, засунь его под кровать. Спешить надо.

Петька быстро запрыгнул в боты и стремительно завязал шнурки:

— Готов.

Вовка подошел к окну и остановился:

— Давай первым.

Петька уселся на подоконник, затем перебросил через него ноги и выпрыгнул на улицу. Затрещали кусты, росшие под окном. Вовка замер, прислушиваясь: не проснулся ли кто? Вроде бы пронесло. Он сполз с подоконника, стараясь не греметь жестяным отливом, и с превеликой осторожностью продрался сквозь густой кустарник.

— Как? — спросил он переминающегося с ноги на ногу Петьку.

— Тишь, — сообщил слегка мандражирующий приятель, нервно тискающий рукоятку лопатки.

— Давай за мной.

Опасаясь быть замеченными дежурными мастерами-наставниками, друзья перемещались по территории школы, скрываясь в тени деревьев и кустарников. Заметив патруль, мальчишки затихали, вжавшись в землю. Только нырнув в густые заросли запущенного яблоневого сада, они смогли немного перевести дух — патруль в эти кущи предпочитал не лезть. Немного отдышавшись, друзья продолжили путь. Вот показалась и ограда, едва угадываемая в ночной темноте.

— Как перелезать будем? — спросил Петька. — Поверху колючка — форму изорвем.

— Здесь дыра есть, — сообщил приятелю Вовка. — Я давно её заприметил, еще в первые дни…

Брешь в заборе вывела их к оврагу на опушке леса. Минут двадцать они таскались вдоль забора, пытаясь отыскать в потемках одинокую могилу Славки Федькина. На небольшой холмик вскопанной земли случайно наткнулся Петька, споткнувшийся о выступающий корень.

— Здеся, кажись… — обескураженно произнес он, отряхивая землю с рук.

Вовка, отстегнув с пояса лопатку, присел на корточки:

— Вот сволочи, даже креста не поставили! Мы для них, Петька, что грязь под ногами…

Мальчишка воткнул лезвие лопатки в податливую землю…

На обратном пути мальчишки остановились возле озера, пытаясь привести себя в порядок. Наскоро смыв налипшие комья земли с ботинок, прополоскав лопатки и умывшись, они вернулись в расположение. Их отсутствия никто не заметил. Друзья с облегчением забрались под одеяла. Но едва, как показалось уставшим мальчишкам, они смежили веки, раздался зычный голос Сандлера:

— Der erste Zug, den Aufstieg![64]

* * *

Освобожденный от физической подготовки Рагимовым, Вовка обязан был посещать только занятия в классе. Мальчишки наперебой предлагали Путилову помощь: за месяц, проведенный в медблоке, он сильно отстал от программы. Если с математикой и занятиями по стрелковому делу у мальчишки проблем не возникло, то с немецким языком и историей Рейха наметились определенные трудности. Пока однокурсники потели на плацу или полосе препятствий, Вовка усиленно заполнял пробелы в знаниях. В отличие от мальчишек, обожающих Путилова и считающих его настоящим героем, для преподавателей он оставался все тем же грязным ублюдком-унтерменшем, не достойным поблажек. Так что приходилось напрягать мозги. Головные боли, вроде бы отпустившие мальчугана, неожиданно вновь активизировались, доводя Путилова до рвоты. Спасибо Рагимову, вовремя заметившему неестественную бледность паренька: его чудесные порошки и пилюли вновь вернули пацану радость жизни.

Первым после больничной койки уроком, на который попал Вовка, оказалась история Рейха. Преподаватель — Вильгельм Грабб, заметивший в классе новое лицо, поинтересовался:

— Новенький?

— Никак нет, герр… — запнулся Вовка, не догадавшийся заранее уточнить имя и должность незнакомого преподавателя.

— Моя фамилия Грабб, Вильгельм Грабб. Мастер-преподаватель истории Рейха и немецкого языка.

— Обергефрайтер Путилов, — представился Вовка, — заместитель командира взвода.

— Где же тебя носило, обергефрайтер? — удивился Грабб. — Я уже месяц преподаю, а с тобой еще ни разу не встречался.

— Только вчера выписан из медблока, герр Грабб!

— А-а-а! — протянул Вильгельм. — Так это ты попал под тяжелую руку кантиненляйтера Ланге? — припомнил учитель события месячной давности.

— Яволь, герр Грабб! Я.

— Ладно, садись, — взмахнул рукой Грабб. — Спрашивать я тебя пока не буду, но надеюсь, что ты нагонишь пропущенный материал.

— Яволь, герр Грабб, нагоню, — ответил Вовка, падая на жесткую деревянную скамью.