Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны

Саперная служба. Отсутствие разведки привело к тому, что к финским минным полям наступающие оказались не готовы.

«Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев, лесные просеки опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Артиллерия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными» (там же. С. 183).

То, что Мерецков пишет дальше, кажется невероятным. У Красной Армии не было миноискателей!

«Тогда товарищ Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, и поинтересовались сроком. Жданов ответил: «Сутки!»

— То есть как вас понимать? Это же немыслимо! — удивились инженеры.

— Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашей изобретательности зависит успех военных действий!» (Там же. С. 183).

Флот. Из-за репрессий за 1930–1939 годы командный состав советских ВМФ потерял больше, чем во время русско-японской и Первой мировой войн, вместе взятых. Новые, молодые командиры не знали подчас элементарных вещей. К примеру, когда был отдан сигнал о начале боевых действий против Финляндии, его просто не поняли. Командир отряда легких сил Б. Птохов связался со штабом, чтобы получить разъяснение об его значении. (Представьте себе дорогу, на которой водители спрашивают работников ГАИ о значении сигналов светофора.) Не понял его и командир подлодки «С-1» А. Трипольский. Командир эсминца «Гневный» был немало удивлен, когда 30 ноября был обстрелян финской батареей.

В тот же день на два эсминца — «Карл Маркс» и «Володарский» — советские бомбардировщики сбросили свои бомбы: никто не удосужился дать летчикам информацию об обстановке. К счастью, летчики оказались плохими, — как, впрочем, и зенитчики «Володарского».

Единственный тогда крейсер Балтфлота, «Киров», был послан на обстрел береговых батарей острова Руссарэ. Командованию нужно было проявить активность — и крейсер послали на явную гибель, поскольку подходы к Руссарэ были прикрыты минными полями, а батарея, орудия которой были закрыты бетоном спереди и сверху, имела большую дальность стрельбы. «Киров» спасло чудо: финны открыли огонь на большой дистанции, как раз тогда, когда крейсер шел прямо на мины. Он сменил курс, что спасло его от мин, но не от снарядов. Спешно поставив дымовую завесу, «Киров» ретировался в Лиепаю для ремонта. Потери на крейсере составляли 17 человек убитыми и около 30 ранеными.

Линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» — единственные линкоры Балтфлота! — были посланы на береговую батарею Сааренпя Выборгского укрепрайона. К счастью для линкоров, финская батарея била лишь одним орудием. Другие орудия были закрыты так, что могли вести только навесной огонь, а системы управления таким огнем у финнов тогда не было. А если бы уже была, линкоров у Балтийского флота могло и не стать.

14 февраля 1940 года нарком упрекнул военный совет Балтфлота за стремление «проявить активность», «нанесение слабых ударов одновременно по большому числу боевых кораблей противника» — ударов, которые «фактически… были бесцельными, безрезультатными и даже вредными».

И нарком был совершенно прав. Советскими подлодками были обстреляны немецкие пароходы «Олива» и «Хельга Беге», потоплен немецкий «Больхейм», шведский «Фенрис» и эстонский «Кассари».

Поставленную задачу — блокада финского берега — флот не выполнил.

Пехота. На Финляндию наступало 6 армий: 7, 13, 15, 8, 9 и 14-я. Пять армий были финнами остановлены, причем благодаря не лучшему оружию, а превосходящему тактическому мастерству. Финны пропускали вперед советские войска, а затем заходили им в тыл, отсекали от коммуникаций, расчленяли и уничтожали их по частям.

Прорвала финские позиции только 7 — я армия, завалив трупами линию Маннергейма.

«Сначала Несколько часов била ваша артиллерия. Это был сущий ад, словно все черти разом повылезали из болот. Нам повезло — мы отсиделись в каземате, а от второго взвода, не успевшего покинуть траншею, осталось шесть человек, а потом цепями пошла ваша пехота. Она шла так густо… что мы не успевали перезаряжать ленты. Ствол раскалялся докрасна — ни одна, ни одна пуля не летела мимо цели! А ваши солдаты по штабелям трупов продолжали ползти вперед. Потом поднимались с винтовками. В полный рост с одними винтовками. Это безумие, это было дикое безумие. Наш унтер сказал: «Они чертовски храбрые парни, но у них там, наверху, кто-то определенно спятил» (Советско-финская война 1939–1940 гг. Минск, 1999. С. 134–135).

Стокгольмский корреспондент Джеймс Элридж писал: