Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

Возможно, Пушкин и не вспоминал о поэме Бухарского, когда писал «Нулина», но, тем не менее, существует еще одно пересечение между этими двумя поэмами. Нулин, прежде чем отправиться в спальню Натальи Павловны, « Воображает очень живо » ее черты: стан, румянец, ножку. Гигес, находясь в спальне царицы, видит: «Смешенны с розами лилеи, / Упругость груди, негу шеи, / Стан, ножку…» В результате и тот и другой загораются желанием: Гигес «горел и трепетал», а Нулина объял «несносный жар».

…их сосед, Помещик двадцати трех лет. – Прозрачный (особенно при сопоставлении с историей царя Кандела) намек на домашние обстоятельства Натальи Павловны, вследствие которых граф Нулин не добился ее благосклонности. Более откровенно по поводу такого рода «семейных отношений» Александр Сергеевич выразился в послании «К Родзянке» (май 1824 г.):

«(…), замечу я,

Благопристойные мужья

Для умных жен необходимы:

При них домашние друзья

Иль чуть заметны, иль незримы.

Поверьте, милые мои:

Одно другому помогает,

И солнце брака затмевает

Звезду стыдливую любви». (II – 266)

Выше мы отмечали, что появление «друга» хозяйки было ожидаемо в свете традиций литературной сказки. Другое дело, что им оказался не Нулин, а сосед. Но и это вполне предсказуемо. Более того, можно предположить существование литературного прототипа Лидина. Это Милов из сказки А.И. Клушина «Лунатик поневоле» (1793). В этой фривольной поэме события развиваются в деревне, куда сорокалетний отставной офицер увез воспитанную в столице молоденькую жену. А рядом живет «модный дворянин». Вот его описание:

«Имел деревни, деньги, чин,

Умел пришаркнуть, изгибаться,

По моде быть одет, чесаться,

На языке залет, резец,

Из франтов мудрый молодец!

Ума он не имел – и стало,

В нем ничего недоставало

Чтоб женщину собой пленить».

«Вчера вечернею зарею / Приехал Милов, наш сосед», – сообщает жена своему мужу в поэме Клушина. Согласимся, что строчка: « Смеялся Лидин, их сосед », – чрезвычайно напоминает это сообщение и заставляет читателя восстановить в памяти сюжет старой поэмы.

Глава 24 (Граф Нулин)

(текст)

Теперь мы можем справедливо

Сказать, что в наши времена

Супругу верная жена,

Друзья мои, совсем не диво.

(комментарий)

Якобы нравоучительный тон рассказчика в заключительной части поэмы приводит литературную игру к ее логическому концу. С одной стороны, мораль завершает ироническую параллель античности и современности. С другой – этим финалом поэма как бы превращается в подобие басни или сказки, как понимали этот жанр в литературе классицизма второй половины XVIII – начала XIX в. Оборот: «мы можем справедливо / Сказать» – обращает читателя к традиционной басенной концовке в духе Лафонтена и его русских последователей середины XVIII века. Еще в 1762 г. А. П. Сумароков завершил свою изящную миниатюру «Коловратность» подобной конструкцией: «И видно нам неоднократно, / Что все на свете коловратно».

Так же завершалась басня М.М. Хераскова «Две щепки»:

«Мы видим в наши веки

Сияющих умом и славой в темноте:

Сиянье пропадет, лучи погаснут те,

Когда увидят их разумны человеки». (1764)

Этот шаблон сохранился и в первой четверти XIX в. По крайней мере, две басни Крылова заканчиваются тем же речевым оборотом:

«Про нынешних друзей льзя молвить не греша,

Что в дружбе все они едва ль не одиноки.

Послушать, кажется одна у них душа, —

А только кинь им кость, так что твои собаки!»

(«Собачья дружба», 1815)

и

«Примолвить к речи здесь годится,

Но ничьего не трогая лица,

Что делом, не сведя конца

Не надобно хвалиться».

(«Синица», 1811)

Тут следует, видимо, еще раз вернуться к И.И. Хемницеру, поскольку тон и содержание заключительной главки чрезвычайно напоминают целых две басни этого писателя. Одна из них – «Счастливое супружество» (1782) – начинается так: