Псевдоним

Мне рассказывали, что на Аляске бытует смешное выражение: «Битому не спится». Именно потому, что оно бытует, я считаю его истинным; все, что химерично, хоть даже поддерживается властью и религией, обречено — рано или поздно — на исчезновение, тлен, беспамятство. Поэтому выскажи свои соображения по поводу писульки, которую я намерен опубликовать в моей «Роллинг стоун». Пиши нелицеприятно, так, как ты ответил мне по поводу той штуки о президенте, которую я все-таки опубликовал, несмотря на твои предостережения. (Прокурор Кальберсон сказал в связи с этим своему сыну, что я — сука.)

Кстати, через месяц после твоего предостережения на меня покатили камни значительно более тяжелые, чем моя «Роллинг стоун»; до сих пор грохочет, как тогда, в горах, когда мы с тобою переходили сыпучую балку и твоего каурого унесло в пропасть. Ну да ничего, обойдется.

Но все-таки честно скажу тебе, Ли: как-то скучно становится жить на белом свете...

Ну, слушай писулю: самая великая книга — это жизнь, которая нас окружает. Все, что может постичь человеческий разум, все, что могут передать слова, заключено в крошечном мирке, куда нас заключили с рождения. Тот, кто обладает проницательным взглядом, вполне может обнаружить под пыльным покровом удушающей повседневности трагические, романтические и комические скетчи, которые разыгрываем мы — большие и маленькие актеры, — выпущенные на какое-то время сюда, на подмостки Вселенной.

Впрочем, жизнь нельзя определять ни как чисто трагический спектакль, ни как комический водевиль, это слезы и смех. Именно так, ибо Всесильные руки дергают за незримые веревочки, и тогда хохот прерывается рыданием или же неожиданное веселье приходит в час глубочайшей скорби.

Мы танцуем и плачем, как и все марионетки, отнюдь не по собственной воле, да и спать укладываемся в деревянные ящики именно тогда, когда гаснут сверкающие огни рампы, освещавшие наше место на сцене, и наступает темнота, словно ночь, укрывающая своей бездыханной мглою арену краткого, как миг, триумфа.

Мы проходим по улицам, скользя рассеянным взглядом по лицам тех, кто на самом-то деле вровень с теми великими героями, которых воспевали поэты. Однако же далеко не все могут различить в глазах неприметных женщин и совершенно обыкновенных мужчин отпечатки тех страстей, что высверкивали на страницах романов и поэм.

Ученый в таинственной и взрывоопасной тишине библиотеки, дровосек в кафедральном, солнечностволом сосновом лесу, моя возлюбленная в своем будуаре и разгульная, намазанная бродяжка с жесткими глазами — все слеплены из одной глины.

Руки Судьбы дергают за незримые веревочки, мы делаем пируэты, одни возносятся вверх, другие обрушиваются вниз, Случай или Потаенное Божество бросают нас то в одну, то в другую сторону, — где мы окажемся в конце концов? Незрячие куклы, мы болтаем и болтаемся на краю непознаваемой вечности. Все мы вышли из одного корня... Король и каменщик равны между собою, если, впрочем, не считать их окружения; королева и доярка усядутся на обрывистом краю Судьбы, одна с короной, другая с ведром, но кто окажется сильнее и выше, когда Судьба начнет разбирать дела всех своих марионеток?

Напиши мне, Ли, о чем-нибудь веселом. Только не пиши о тех годах, когда мы были беззаботными девятнадцатилетними ковбоями — это звучит сказкой, а взрослым людям опасно верить сказкам, может разорваться сердце или начнется запой.

Твой Сидней Портер».

25

«Дорогой Прокурор Дэйв!

Я был рад получить твое письмо, и хоть оно носит характер делового, но все равно я сразу же вспомнил нашу молодость и подумал, что люди до двадцати пяти лет, пока они еще не сели в седло дела, самые счастливые на земле, ибо им не надо ложиться спать с мыслью о том, что надлежит провернуть завтра. Мечтатели — что может быть счастливее этой должности на земле, которую Творец так щедро отдал молодым?!

Ладно, это я высказал свою обиду! Теперь по поводу твоего вопроса. Для меня не составило труда вспомнить, кто был твоим благодетелем, я соотнес имя того человека с ситуациями в Банках, запросил моих друзей в Техасе и получил ответ, что речь идет о «Первом Национальном» в Остине, о его кассире м-ре Портере. Лишь потому, что я был вынужден заниматься наведением справок, вместо того чтобы сразу же тебе ответить, я и запоздал с этим моим посланием.

Говоря откровенно, у тебя нет никаких шансов, Дэйв! Ты обязан возбудить дело против этого прощелыги Портера, который занимается тем, что одной рукой пишет дешевые пасквили против президента в «Роллинг стоун», а другой тягает из кассы деньги, принадлежащие гражданам, оказавшим доверие твоему покровителю.

Однако если твой благодетель обладает силой (а он обладает ею), вполне можно найти возможность обсудить вопрос с Большим Жюри, которое единственно и вправе принять окончательное решение: сажать Портера на скамью подсудимых или же удовлетвориться тем, что он вернул все деньги.

Это делается вполне легально, закон не будет нарушен ни в малости.