Псевдоним «Эльза»

– Я хотела поговорить с вами лично, от себя, – Маренн отложила папку и внимательно посмотрела на Катю. – Это касается вашего здоровья. Мне известен ваш диагноз, он действительно неутешительный, но если пулю всё-таки удалить, ещё можно побороться. Я говорю вам, как человек, который понимает в этом. Можно побороться за то, чтобы болезнь отступила, и даже победить её. Надо удалить пулю. И я смогу это сделать. Потребуется сшивать сосуды, я это сделаю. У меня большой опыт. Правда, всё это возможно только в Шарите. Ни в каком другом месте. Это очень сложная операция, мне нужны опытные ассистенты и соответствующее оборудование. Пока между рейхом и СССР заключен пакт и есть договоренности о взаимопомощи, всё, что вам надо сделать, это добиться разрешения от вашего начальства выехать в Берлин.

– Они не будут за меня платить, они жадные, – Катя махнула рукой, но перспектива, озвученная Маренн, явно взволновала её, голос дрогнул. Она боялась поверить надежде, которая вдруг блеснула.

– Я могу сделать это бесплатно, в порядке дружеского обмена между странами, – ответила Маренн невозмутимо. – В Берлине я смогу договориться. Главное, чтобы вы туда приехали.

– Если это действительно возможно, я поговорю с Берией, с наркомом НКВД, – ответила Катя не очень уверенно. – Не хочется умирать рано, – призналась она с горечью. – Хочется ещё пожить. Даже так страшно, как я живу. А вдруг ещё что-то изменится. Вернется Алексей. Или большевизм исчезнет, – она глухо рассмеялась, потом всхлипнула и замолчала. – Если долго жить, то до всякого дожить можно, – сказала через мгновение уже как бы в шутку. – И до самого невероятного, и даже до чуда. А уж если умрешь – то всё, это безвозвратно. Всё хорошее без тебя случится.

– Обязательно получите разрешение и свяжитесь со мной в Берлине, – Маренн протянула Кате визитную карточку. – Я буду ждать.

– Спасибо, – та положила визитку в карман пальто. «Что-то сомневаюсь, что они меня отпустят», – подумала Катя, но вслух не сказала ничего.

– Что ж, хорошо, – Маренн встала. – Сейчас я доложу в Берлин. Собирайтесь. Машина и сопровождающий ждёт внизу. Вот документы княгини Ливен, – она передала Кате папку. – Ваши документы при вас имеются, как я понимаю.

– Да, так, – Катя кивнула, подтверждая.

* * *

Прощание было коротким. Маренн проводила в машину княгиню Ливен. Та всхлипывала, испытывая страх перед долгой дорогой и полной неизвестностью, ожидавшей её впереди.

– Мы ничего не забыли, Маруся? – всё время спрашивала она кошку и в который раз напоминала Маренн: – Деньги хозяину за квартиру, его адрес и ключи, не забудьте, мадам, прошу вас. Я всё оставила на столе.

– Я всё передам, не волнуйтесь, – Маренн старалась говорить ласково, чтобы пожилая женщина успокоилась.

– Ещё там счёт за еду для кошки…

– Я всё сделаю, – повторила Маренн. – Не беспокойтесь. Идёмте вниз.

– А Катрин? – спросила княгиня испуганно.

– Она сейчас спустится, вслед за нами, – пообещала Маренн. – Её проводит молодой человек, – она указала взглядом на оберштурмфюрера Рильке, ожидавшего на лестничной площадке. – Возьмите Марусю, – Маренн передала княгине клетку с кошкой. – А то ей не очень уютно в чужих руках.

– Да, да, конечно. Иди ко мне, моя лапочка.

Ливен начала медленно спускаться по лестнице. Маренн шла следом и не торопила её. Она понимала, что княжну Шаховскую и Екатерину Опалеву надо оставить одних на некоторое время. Судьба сделала им подарок – они встретились, хотя многое было против этого. Они наконец-то обе смогли переступить через обиды, которые терзали их сердца многие годы, смогли примириться, и Маренн считала это очень важным. Тот, кто разъединил их когда-то, русский князь Григорий Белозёрский, он и помог им снова понять друг друга, точнее – память о нём. Конечно, в душе все понимали, а Маренн гораздо лучше многих, что мир стоит на пороге новой большой катастрофы. В таких условиях рассчитывать на новую встречу едва ли было возможно. Но про себя Маренн решила, что если Екатерине Опалевой удастся добиться разрешения и выехать на лечение в Берлин, она сама постарается, чтобы эти две женщины снова встретились. Ей казалось, они не всё сказали друг другу – просто времени не хватило.

– Мне не хочется говорить тебе прошай, Катрин.

Прижав руки к груди, Маша старалась выглядеть спокойной, но губы и подбородок дрожали от волнения.