Псевдоним украденной жизни

– Ох, Господи! – Она закатила глаза и покосилась на свои мощные колени, обтянутые пижамными брюками. – Толстая, Александр, не значит старая. Просто Алла. И можно на «ты».

– Угу… – Он встал в центре их лестничной площадки и задумался.

– Слушай, а ты чаю хочешь? С тортом? – неожиданно нашлась она. – Вижу, хочешь. Входи. Мне нельзя, а тебе можно. На твои кости жир никогда не нарастет. Одно слово: порода.

Он дернулся, словно она его хлестнула. Потоптался и глянул так, словно видел ее впервые.

– А что вы знаете о моей породе?

– Я-то?.. – Она осмотрела его с головы до ног и покивала. – Я знаю все! Или почти все. Входи, пока я не передумала.

Он вошел, разулся. От тапочек, которые она держала в огромном количестве для гостей, отказался и пошел на кухню в носках. Осмотрел коробку с тортом, которую она вернула с балкона на стол.

– Классный торт. Я пробовал. А вы чего же? На диете?

– Пытаюсь.

Несчастными глазами она наблюдала за тем, как он отрезает одну шестую от бисквитного круга и кладет себе на тарелку. Прокатала в голове сразу несколько вариантов себе в оправдание: от «а что такого от одного куска случится» до «ничем уже фигуру не испортить, даже этой сладкой высококалорийной отравой». И уже тарелку себе достала и ложечку, но неожиданно встала как вкопанная.

– Правильное решение, – вдруг похвалил сосед, угадав ее настроение. – Сила воли у вас, я скажу…

На самом деле силы воли у нее не было ни на грош. Была бы, она выглядела бы как Светка: с плоским животом, маленькой попкой и стройными худыми ногами. Если бы у нее была сила воли, она бы вечером не чипсы перед телевизором точила, а по стадиону металась. Или хотя бы гуляла по улице туда-сюда.

– Ты сильно обиделся на деда? Настолько, что решил уйти из дома и оставить его одного… Умирать!

– Почему сразу умирать! – взвился парень.

– А чем ему еще заниматься, если ты его бросишь? Только смерти ждать. – Она медленно тянула ледяную воду из высокого стакана. – А на что обиделся?

– Он мне соврал! И он и бабушка. Какие-то легенды мне все детство рассказывали об отце-геологе и матери – его помощнице. О трагедии в горах. А я, как дурак…

– И ты, как дурак, верил и даже ни разу не усомнился, когда ребята во дворе или школе пытались тебя поддеть? – Она хмыкнула. – Извини, Саша, но тут уж я тебе не верю.

– Почему?

– У нас не маленький город, но и не такой большой, чтобы слухами не полниться. Где-то кому-то кто-то сказал, тот передал другому, тот еще кому-то. Не мог ты в детстве ничего такого не слышать. Не мог! И когда подрос… Ты же не в вакууме жил. Ходил в школу, секции посещал наверняка. И там что же? Никто не намекал тебе о твоем происхождении?

Он замер с ложкой у рта. В ней, как в колыбели, лежал кусочек бисквита, пропитанный клубничным джемом и кремом. Она громко сглотнула и вцепилась губами в край стакана с водой.

– Может, и намекали, пока я был еще ребенком. Не помню. – Он равнодушно пожал плечами. – Когда стал старше, речи об том вообще никто не заводил.

– Забыли.

– Почему?

– Твоя бабка сделала так, чтобы забыли. Не потворствовала разговорам. Стерла из памяти общественности факт, что Валера Хлопов вообще существовал.

– Хлопов? Почему Хлопов?

– Это фамилия твоего деда. Настоящего деда, мужа твоей бабки. Корнеевой она стала уже потом, когда Валерка пропал. Дед твой с горя очень быстро спился и помер еще до твоего рождения. Она свою девичью фамилию вернула и тебя под ней записала, забрав из роддома. И стал ты Корнеевым, хотя должен быть Хлоповым.

– А он, значит, в самом деле сгинул?

– Да. Только не в горах, как тебе бабка рассказывала, а на заправке. Не таращи на меня глаза, парень! – прикрикнула на него Алла. – Обычная заправка, куда парни свернули, чтобы пополнить запасы горючего. Оно у них, по сведениям, было на нуле.

– Заправились и?

Он ел ее торт, как кусок хлеба. Без наслаждения, не смакуя. Она его за это почти ненавидела, давясь водой.

– Слушай, Сашка. – Алла с грохотом поставила стакан на стол. – Этот разговор очень долгий и серьезный. Давай так: ты сейчас относишь сумку с вещами домой, извиняешься перед дедом, и мы с тобой после семнадцати ноль-ноль идем на долгую прогулку. И я тебе все-все-все расскажу. Мою историю, поверь, не знает никто. Даже твой дед. Со мной тогда никто не стал разговаривать. Мне было всего четырнадцать. А я очень много знала! Очень… Кстати, а чего ты не на службе?

– Я уехал допросить свидетеля, а его не оказалось на месте. Я завернул домой и поскандалил с дедом. – Его мордаха сделалась по-настоящему несчастной, и он добавил: – Бли-ин, я с ним так гадко поскандалил.

– Все. Иди. Извиняйся. И пойдем на прогулку уже… – Она сверилась с настенными часами. – Через двадцать пять минут.

Глава 6

Ему пришло время умирать. Он это осознавал. За ним придут не те, так другие. Если менты придут за ним, снова будет суд, и его опять посадят. Им все равно за что. Они найдут к чему придраться. Возьмут и за бродяжничество упекут, с них станется. Виталий не был уверен, что подобная статья существует, но был готов пойти на очередной срок и за это. Лишь бы выжить.