Продолжения, однако, не последовало. Ю. Терапиано впоследствии писал, что вместе с закрытием «Новоселья» закатилась целая эпоха – завершилась «прежняя довоенная зарубежная литература, продолжавшая линию дореволюционной всероссийской литературы, с ее критериями вкуса, с ее традициями и отношением к делу писателя и поэта»[744].
«Новоселье» продолжало заведенную среди эмигрантских журналов еще в Париже традицию проведения «чаев» и «обедов». Первый такой обед был приурочен к выходу в свет № 1. Он проходил 19 февраля 1942 г. в одном из нью-йоркских отелей в присутствии примерно 100 человек. В информации об этом событии, которая появилась в самом журнале, сообщалось о том, что
С. Ю. Прегель огласила приветствия, полученные от друзей «Новоселья», и прочитала стихи, посвященные скитаниям зарубежных литераторов. В речах Б. Ярова, Л. Камышникова, Н. Задри, А Литтона и М. Слонима было указано, что перед «Новосельем» стоят широкие задачи и что журналу предстоит сыграть значительную роль в деле поддержки связи русских в Америке с родной культурой. В артистической программе вечера приняли участие г-жа Бел[л]а Рейн, спевшая частушки М. Железнова о сотрудниках «Новоселья», сопрано Татьяна Поберс, исполнившая ряд арий и романсов, и певец-гитарист И. Спивак. Все исполнители были награждены шумными аплодисментами.
Вечер привлек значительное число представителей литературы, искусства и общественности и прошел с большим подъемом, в дружеской, живой и непринужденной атмосфере[745].
Отношение Прегель к «Новоселью», рожденному, выпестованному и взращенному ею детищу, было по-матерински трепетным. Журнал стал центром ее вселенной, главным предметом неустанных забот и трудов.
Я работаю, как негр, над журналом, – пишет она 23 сентября 1945 г. своему давнему, еще по Берлину, приятелю, поэту В. Л. Корвин-Пиотровскому. – Помимо редактирования, почти всю техническую работу взяла на себя. Этим и держимся. Журнал растет[746].
В письме от 10 марта 1946 г. ему же:
Издавать русский журнал становится всë труднее: цены растут не по дням, а по часам. – Есть еще и другие привходящие обстоятельства… Только упорство и спасает[747].
Ростом своей популярности журнал был обязан поистине каторжной работе редактора, требовавшей железной выдержки, бесконечного терпения, напряжения всех душевных сил. «По-прежнему много работаю, прошибаю стенку лбом», – признается Прегель в письме к Л. Ф. Зурову от 25 сентября 1945 г. И добавляет: «Здесь пока еще можно дышать. Нет того озлобления, кот[орое] царит по ту сторону океана»[748]. О непростой битве за журнал пишет она и в письме к В. Н. Буниной от 21 декабря 1946 г.:
Интереса к литературе в США – никакого. (Я говорю о «русской Америке».) Не стоит себя обманывать. «Новоселье» с трудом завоевало себе друзей. Здешняя публика крайне недоверчива. Не мудрено – ее часто обманывали проходимцы, выдававшие себя за литераторов[749].
Однако вопреки трудностям, или, если процитировать редакционную заметку, открывающую 33 / 34-ю книжку «Новоселья» за апрель – май 1947 г., «преодолевая все многочисленные препятствия, стоящие на пути русского журнала за рубежом», Прегель упорно продолжала делать столь нужное и важное для того времени дело. Несмотря на свой по-женски мягкий характер, редактором она оказалась требовательным, строгим, порой даже суровым. Годы спустя К. Померанцев вспоминал, как София Юльевна говорила ему: