— От шо вы вечно ложите чужих слов до меня в рот? Кто вообще говорил за органы? — Беня встал со стула, подошёл к двери и повернул ручку, — Зиночка! Какой приятный неожиданность. Шо ж вы не заходите? Скорее ставьте кофе на стол, а то разольёте ваш этот, я дико извиняюсь, химикат на ковёр и таки устроите пану начальнику его любимый пожар.
Зина поставила на стол две чашки с дымящейся жидкостью бледно-коричневого цвета, на мгновение состроила глазки капитану, смешно сморщила нос, скользнув взглядом по Бене, и вышла, воинственно качая бёдрами. Беня послал ей воздушный поцелуй и повернулся к капитану.
— Пан Зяма? А шо вам далась эта почта? Люди говорят, шо она таки очень удобно сгорела.
— Я почему так крепко переживаю за почту, Беня? — капитан шумно отхлебнул из чашки, — Этот непредвиденный пожар проглотил весь лантух с налоговыми отчётами. Титанический труд сгорел синим пламенем. Сколько заработали цеха, магазины, частные клиники, маклерские конторы, кабаки и прочие уважаемые заведения, теперь уже никому никогда не узнать. Пан инспектор немелодично вопит ой-вэй и рвёт себе последние волосы на пузе.
— Так скажите ему хором шо-нибудь утешительно-шуршащее, — предложил Беня, — Нехай не винит себя за стихийное бедствие. Предвидеть пожар не умеют даже старые яхны на базаре, а они предсказали ещё за реформы этого вольтанутого царя, пана Пети. И слушайте, какое счастье, что пана инспектора не было на почте в момент аварии.
— Имеются слухи, шо до пана инспектора уже ходили кое-какие уважаемые люди нашего города, — сообщил капитан, — Ну там… галантерейщик Шульман, стоматолог Функ, терапевт Канарейчик. Даже маклер Спектор не смог сдержать сочувствия. Говорят, шо пану инспектору медленно, но регулярно становится лучше.
— Фартит пану инспектору, — Беня прикурил от капитанской зажигалки и мужественно пригубил кофе, — Сиди-катайся, кушай апельсину. А родной милиции сплошной головной боль.
Капитан хмыкнул и прешёл к основному моменту допроса:
— Кстати, Беня, вы случайно не знаете, сколько время на ваших неожиданно золотых часах имени маклера Спектора? Хотя шо я знаю за Спектора? Ни шиша. Но пора же уже и за дело сказать абиселе ласковых слов.
Беня затянулся, выпустил колечко дыма и, глядя сквозь него на капитана, спросил:
— Насколько ласковых, командир Зяма?
— Смотрите сюдой и решайте, как сами хочите, — Зяма положил зажигалку на портсигар, — Вы имеете замечать разницу в размерах? Так я сплю и вижу шобы её сохранить.
Беня оценил разницу и довольно кивнул.
— Таки я да умею предвидеть или больше не зовите меня Беня. Пан капитан, на улице, у входа в этот храм справедливого раздела с ближним, уже битый час мается мадам Соня с пачкой материалов по вашему делу. Так крикните своему штемпу на шухере, шобы ей дали зайти.
Через три минуты, насвистывая куплеты Мефистофеля, рыжеволосая Соня вошла в кабинет, хмуро кивнула капитану и нежно улыбнулась Бене.
— Бенчик, пан начальник передумал за праздник для кишени или тогда шо я прохлаждаюсь, как фуцел в бардаке?
— Нет, как мы с вами похожи, Беня, — сверкнул улыбкой Зяма, — Мы оба ни шиша ни за шо не знаем, это один. Мы оба ценим золотой цвет во всех его появлениях, это два. Мы оба умеем сразу найти общий язык, это три.
— Таки оба-на и триптих маслом, — кивнул Беня, — Или больше не зовите нас Беня. Соня, постойте уже свою красоту близко до командира Зямы, нехай ему станет капельку светлее в душе.
Соня обошла стол, остановилась около начальника угро, легко касаясь бедром его плеча, и, глядя в потолок, опустила пухлый конверт в полувыдвинутый ящик.
— Сонечка Львовна, вы таки настоящий Прометей, шоб им там икалось, этим задрипанным грекам! Хочите позавтрикать с божественным орлом? — воскликнул капитан, игриво толкнув женщину плечом. Та скривила губы и презрительно хмыкнула. Зяма театрально вздохнул, — От шо вы так не любите милицию, мадам Соня? А промежду нами, милиция от вас глаз отвести не может… Тихо млеет от желания наложить на вас руки… Рай в шалаше-одиночке… Редкие свидания… Ммм..
— Командир Зяма, таки хватит этой чёрной милицейской романтики. В вашем почтенном возрасте шуры-муры — это ядовитый яд, — тихо заметил Беня и бросил окурок в чашку с остатками кофе, — Вы же нам так дороги, как родной папа! Зачем нам вас потерять? Кто знает, почём будет чужой дядя в родном кресле?
Соня же просто молча сжала руку в кулак и сунула его капитану под нос.
— Вы такая красноречивая, мадам Соня, шо Гомер от зависти должен повеситься на статуе Гоголя, — спокойно улыбнулся Зяма, — Как вам к лицу этот шикарный маленький шрамик на костяшке. Я просто так и вижу в нем прикус имени пана Канарейчика. Хотя шо я могу знать за Канарейчика? Ни шиша.
Соня убрала кулак и сложила губки бантиком. Капитан удовлетвлетворенно крякнул.
— Дорогой мой Беня, шо ж вы так сразу уходите? Но раз таки уходите, то шо так медленно? Загляните ещё в следующем месяце, слушайте? Я завсегда крепко счастлив вас видеть!
— Ой таки да, — Беня неспешно поднялся со стула и кивнул Соне, — Совсем забыл, мы же дико торопимся.