Пшеничная дорога

Симеон вцепился пятернёй в седые курчавые волосы, и будто устав от собственного громкого голоса, просипел.

- Одно меня утешает, что среди всех дармоедов, есть такие же настоящие люди, как я. Им работать на других суждено, они семьи свои к жизни вытягивают. Без моего хлеба - им голод. А я голодал на Земле, и жена голодала, и Витька маленький голодал. Голод знаю. Это вы, новое поколение, с нашими спутниками позабыли, по чём фунт лиха, когда воздух отравлен и земля не родит. Разъелись на наших хлебах, развлечений всё ищете, на спорт-грайвах гоняете, девок щупаете, не делаете ни черта. В школе на дармоедов выучивайтесь, чтобы бумажками в покое шуршать... Но и это плохо выходит: сдать экзамен не можете!

Дед глянул на Итона со злостью в пьяных глазах. Во взгляде Симеона отразился упрёк за неоправданные ожидания. Маэстро понял, что как только на ферме узнали о его низких оценках, здесь оборвалась вера в него. Должно быть, дело касалось матери и её отъезда с Тота на Землю вместе с отцом - это бегство до конца не простили в семье, но пытались понять, рассчитывали, что на планете жизнь дочери Симеона сложится лучше.

Не сложилась... Отца Итона постоянно уличали в финансовых махинациях. Симеон не считал его порядочным человеком. Последняя надежда была на Маэстро: ждали, что парень со временем станет достойным мужчиной. Но даже школьные экзамены внук провалил. В день его прилёта на Тот, Итону ничего не сказали. Зато сейчас говорили.

Злой огонёк в глазах деда погас. Симеон покачал головой и тяжело поднялся с кресла.

- Устал я... выпил лишнего. Пойду... - но не ушёл, а ещё раз обратился к Маэстро. - Завтра, если будет желание, возьму тебя с собой в поле. А нет - так учись... Учись! Жизнь твою надо куда-то девать... Можно и не хлеборобом, можно с бумажками...

Пошатываясь, Симеон взглянул и на притихшего за столом Александра.

- Сашка... - прохрипел старик пьяным голосом. - Наследник... Всё тебе оставляю! Для тебя держусь, для тебя давлю, ты единственное моё будущее...

Громыхнула гроза. Будто поражённый отблеском молнии, Симеон постоял ещё с минуту на месте, а затем нетвёрдой походкой направился в спальню. Как только дед вышел, в гостиной сгустилась неприветливая тишина. Следовало расходиться: без этого человека дом словно не жил. Но Итон решил ещё расспросить Александра о своей новой знакомой.

- Скажи, это правда, что Диана Калугина живёт на Тоте уже два года?

- Правда, - нехотя кивнул Саша. - С тех пор, как её родители сгорели заживо, никого кроме Иохима у девчонки из родных не осталось.

- Как - заживо? - оторопел Итон.

- А вот так. В атмосфере Земли от обшивки шаттла отошла плитка термоизоляции, и раскалённые газы хлынули внутрь корпуса. Калугины и экипаж за секунды сгорели, спеклись вместе с металлом... Диана тогда училась в пансионе закрытого типа, где воспитывали будущих жён для богачей. Наверное, у неё в этом заведении крыша поехала: про пансионы эти ходили слухи, что тамошних воспитанниц надзирательницы держат в строгости. А как родители умерли, девчонка совсем умом тронулась... Не для Тота она и не для пользы растёт, а прозябает, как сорняк возле пшеницы. Без денег отца её из пансиона выставили в кратчайшие сроки. Иохим на себя опекунство оформил, только внучка ему совсем не помогает. Закрутился старик, скоро в могилу, с полями он давно не справляется, в то время как Диана муравьёв на Тоте от безделья считает... Конец ферме Калугиных, ничего хорошего из этого места не будет. Новые поселенцы с Земли прилетят, а приживутся ли здесь на спутнике? Кто знает...

***

Итон принял предложение деда и рано утром вместе со всеми отправился в поле. По пути грайвы Александра и Виктора повернули на другие участки, а младший внук остался с Симеоном наедине. Залитое солнечным багрянцем утро медленно разгоралось над тёмным полем. С каждой секундой всё резче очерчивались колосья и не успевшие скрыться за горизонтом хвосты облаков. Ночной ливень насытил воздух влагой, так что на лобовом стекле остановившихся грайвов скопилась россыпь рубиновых капелек конденсата.

- Как оно тебе? - спросил Симеон, после продолжительного молчания.

- Поле? - не понял Итон.

- Да... В этих полях - вся моя жизнь, и я такую жизнь ни на что не променяю. Если смог бы, прожил бы её заново, начиная с самых пакостных дней на планете. Согласился бы вновь жену потерять от болезней, которыми нас Земля наградила, через все испытания пройти, чтобы второй раз с тобой возле пшеничных полей постоять, как сейчас... но уже не придётся. Так что наслаждайся этим - единственным разом...

Дед помолчал, будто позволяя утреннему ветру сказать своё слово. Пшеница колыхнулась навстречу, и медная от предрассветного солнца волна пробежала по зрелым, отяжелевшим от влаги колосьям. Рассветало.