Пси-ON. Книга IV

Естественно, я заинтересовался аномалией, подальше задвинув пытающееся разорваться на много маленьких кусочков любопытство. Постарался сконцентрироваться на одном конкретном направлении, что оказалось на удивление непросто: вскрылся огроменный подводный камень, который я каким-то образом не замечал.

Дефект, порождённый необходимостью на протяжении трёх объективных лет параллельно решать десятки и сотни самых разных задач.

Я просто привык «работать» с целым ворохом параллельных потоков сознания, которые сейчас никак не хотели увязываться во что-то цельное. Задача не дробилась на части, и это было непривычно.

И существенных сиюминутных подвижек, соответственно, не было.

Пришлось, не совладав с возвращением всего к состоянию «как было», адаптироваться к новым реалиям, с полным осознанием оных и пониманием того, что на дистанции с этим надо будет что-то сделать.

Сейчас же часть мощностей разума, как и обычно, была отдана на сбор общей информации об этом мире и виде населяющих его разумных существ, но его небольшую часть, — в районе двадцати двух процентов, — удалось задействовать в непосредственно работе с разумами местных. К чему такие сложности, спросите?

Всё просто: время показало, что полноценное ментальное считывание без вреда для подопытных произвести не получалось. Чуждый человеческой психике разум, уникальное его строение, новые условия, свербящее на периферии сознания беспокойство о возможном предательстве со стороны ОМП, следующая из этого спешка — в совокупности все эти факторы привели к тому, что аккуратный и надёжный способ стал очень и очень долгим. Растянулся во времени, так скажем.

Конечно, всегда можно было пойти простым путём и выпотрошить десяток-другой разумов для форсированного обретения понимания строения мозгов чуждого вида, но мне не очень хотелось это делать по двум причинам.

Первая — неизвестно, как и когда мне аукнется подобная жестокость. Даже если я нагажу в этом поселении, а на контакт выйду в другом, всегда останется вероятность того, что слухи о неладном в этот отрезок времени дойдут и до соседей. И до очень дальних соседей тоже: имелись признаки того, что паразиты успешно перемещались между общинами, ведя своего рода торговлю или «культурно обмениваясь».

К примеру, имел место ажиотаж вокруг морских ракушек и костей морских же обитателей, в то время как прямым маршрутом до моря отсюда километров так восемьсот, не меньше. И это не «артефакты» и не ископаемые, а явно что-то новенькое, появившееся в селении не так давно.

Иначе энтузиазм бы спал, да и сами ракушки с костями приобрели бы потасканный вид, ведь ими играли «дети», физические кондиции которых не уступали таковым у взрослых. Паразиты же: в кого залез, тот и является телом.

Отличить взрослую особь от молодой можно было лишь по тому, что молодёжь значительно хуже управлялась с захваченными телами, что было особенно хорошо видно на фоне взрослых соплеменников. Носители паразитов-детей двигались неестественно, и зачастую вредили самим себе.

Не удивлюсь, если по мере взросления они меняют тела как перчатки…

Но перейдём, пожалуй, ко второй причине, представляющей из себя ни много, ни мало, а страх за целостность собственного разума.

Для обычного псиона-телепата представляет опасность даже ментальный контакт с простым сумасшедшим, и только высочайший уровень самодисциплины и организации сознания позволяет, в таком случае, сохранить своё «я» в целости и сохранности. Мне такое не грозило, так как я мог тщательно фильтровать всё, что попадало в моё сознание из чужих мозгов сугубо за счёт субъективного течения времени: тысячекратная и более разница, если постараться.

Вот только гарантий, что «познание» паразита никак на мне не скажется, отсутствовала, и получить я её мог, — та-дам! — только проведя предварительную разведку «по мягкому варианту».

В общем, куда ни кинь — всюду клин.

Вот и обретался я в поселении, скрывая себя в уже привычных и всецело мне понятных оптических искажениях. Подвижки в понимании природы разумов паразитов можно было заполучить в том числе и через наблюдение за их жизнью, и сейчас я занимался именно этим.

Самое время вернуться к отложенной на потом биологии, не находите?

Паразиты использовали самые разные тела, выбирая, судя по всему, по задачам, которые им отводились в их не самом крупном сообществе. Хищники, крупные приматы, грузовые звери, даже птицы — разнообразие видов позволяло предположить, что ты находишься в какой-то вселенной из мультика, где все звери живут в мире и наделены разумом. Но идиллию портил внешний вид порабощённых существ, которые очень и очень редко были целыми и невредимыми. Кое-кто вообще гнил заживо, словно «рабочие» тела были тут не в почёте.

Зато самые многочисленные и, стоит признать, наиболее подходящие разумному существу тела больше всего походили на лис, так как ходили на четырёх лапах и обладали выдающейся яркой шерстью с вытянутыми мордами.

Но отличия этих существ от привычных человеку зверей бросались в глаза не меньше сходств.