Псих

– То есть, понимаете, я уже три недели своей жизни трачу неизвестно на что. Чем вы там с ними занимаетесь на третьем курсе? У меня вообще появилось желание до него не дожить, до третьего курса вашего. Да кто в состоянии это все прочитать вообще, моральные уроды, которых родители-садисты закрывают дома по вечерам? Блин, да откуда у нас должны появляться свои собственные мысли, если вы нас душите таким количеством чужих, и вообще…

Надеюсь, вы получили достаточно полное впечатление о моем темном попутчике, но если вы думаете, что за эту пламенную речь я была торжественно расстреляна педсоставом, то вы ошибаетесь. После слова «вообще» я элементарно разворачиваюсь и убегаю. Вот что-что, а ремонт помещения (который будет неизбежен, если мне под руку подвернется стул) в мои планы не входит.

Я неделю никуда не выхожу; вы не знаете, что такое ад.

Ад – это когда у тебя нет права закрывать за собой дверь комнаты. Она в любом случае будет распахнута. С криками, без криков, просто с тихим подозрительным шорохом *звонить в реанимацию или уже поздно?* Моя мама не верит, что бывают моменты, когда мне не хочется «об этом поговорить» (сколько можно говорить об одном и том же?). Иногда мне не хочется говорить вообще. Иногда хочется орать. Иногда хочется послушать громкую музыку. Самое главное, что этого бы хватило. Две, три минуты этого, и я могу нормально функционировать без таблеток.

– Что означает эта закрытая дверь? – иронически спрашивает мама.

– Эта закрытая дверь означает только то, что не надо ее открывать, – говорю я.

Мне просто нужен покой, покой и сон, а вместо этого у меня электрический свет, распахнутая дверь комнаты днем и ночью; мои редкие телефонные разговоры внимательно слушают, поэтому я даже не стараюсь понижать голос. Упреждая ваши вопросы о моей плохой наследственности – мои родители не чокнутые, но вы поставьте себя на их место, а я отдохну пока. Я себя ставить на их место смертельно устала.

– А-а… Алиса?

– Ну кто еще это может быть, – устало говорю я, – это же мой мобильный. Проблемы?

– Нет… то есть… нет, вообще-то нет. Все нормально. Все хорошо. Я просто хотела…

Я даю ей собраться с мыслями секунд тридцать, потом она наконец выдает:

– В среду у меня день рождения.

– Круто, – говорю я, – только, по-моему, поздравлять заранее как-то нехорошо…

– Нет, я не поздравлять… то есть… В общем, приходи ко мне домой. Праздновать.

Я? Домой? Праздновать?

– На всякий случай напоминаю, что я твой злобный репетитор из университета, а не какая-то другая Алиса, милая и добрая, за которую ты меня приняла.

– Я знаю, – уныло говорит она. Странно.

– Ну раз знаешь, тогда ради бога. Напишешь, когда и куда мне приходить.

Она прощается и вешает трубку, а я еще раз думаю, что это странно.

Странности, собственно, начались некоторое время назад. На мой день рождения Марселла (кто ей вообще сказал, что у меня день рождения?) пришла на занятие с маленьким розовым пакетиком, в котором лежала маленькая розовая коробочка, в котором лежали маленькие черные (простите, я против художественного вымысла – кстати, если дневник ведется в терапевтических целях, то его автор имеет право приукрашивать детали? У кого бы узнать?)… да, маленькие черные наушники, которые носят на голове для тепла. Вязаные и местами пушистые.

– Спасибо, – сказала я, хотя мой речевой аппарат хотел совсем не этого, – здорово, конечно, но… как бы это сказать… без подарков можно было бы обойтись.

– Тебе не нравится?

Черт возьми, я обидела девочку-аниме. Позор на мои седины.

– Да нет. Наоборот, это очень красиво и круто вообще.

Это и вправду было очень красиво, но я даже не знаю, с чем такое носить.

– Просто понимаешь, это, эммм, дорого и все такое прочее.

– Нестрашно, – говорит она мне, – у меня есть еще. В этом я совершенно не сомневаюсь.

В моем мире, однако, мало места розовым девочкам, любящим пони – даже если они дарят мне черные наушники, которые я надела и не снимаю.

Аудиокассета 17

Почему они все говорят, что нужно смотреть вперед? Кто это сказал? Что у меня впереди? Мне семнадцать лет, я провела выпускной бал в санатории для умственно отсталых. Я уже никогда не влюблюсь в кого-нибудь пятнадцатилетнего. У меня уже не будет школьной любви. Я не буду играть в школьной постановке. Неважно, хочу ли я этого, – у меня даже нет возможности, просто нет возможности. Вы считаете, что этого мало? Это потерянное время. Это просто потерянное время. Неизвестно на что. Скажите, что я могу сделать сейчас?

(Шорох пленки.)

Ждать. (Смех.) Офигенно. Ждать. Вы вообще слушали, что я тут говорю?

Дома у Марселлы, как я и ожидала, есть рояль, пушистые ковры и домработница. Мы сидим на полу, и у нас что-то вроде китайского (кто еще пьет чай на полу?) чаепития. Я всю голову себе сломала с подарком, но придумала кое-что очень конструктивное. Убийство целого стада зайцев за раз.