Психея. Забвение

Когда я впервые увидела его, оказалась контуженной — похоже на временную амнезию и потерю ориентации. Ничто не было настолько привлекательным, не имело значения, только Грант. Можно было сколько угодно противиться, придумывать причины, отталкивать, но ничего не изменится. Этот мужчина стал самым ценным сокровищем, найденным мной совершенно случайно. В груди каждый раз все сжималось, воздух становился более густым и приобретал совершенно другое значение, так как он становился моим смыслом еще тогда. Моя проблема была в том, что я никак не могла отделить того Гранта Меллона, с которым встретилась и работала, от другого, появившегося после моего пробуждения на скале. Это две разные персоны; тот, который только что встал с кровати и голый направляется в душ — неземной, настоящий. Все в нем идеально, даже когда он раздражает гиперопекой.

— Можешь принять со мной душ, я не стесняюсь, — он усмехается, стоит мне потянуться за простыней.

Я поворачиваю часы циферблатом к себе, мои глаза расширяются от шока.

— Одуреть можно! — восклицаю я, оборачиваю вокруг своего тела ткань, и соскакиваю с кровати. — Шесть часов, Меллон! Ты не выпускал меня из кровати все это время. У меня же есть еще дела. — Проталкиваюсь в дверной проем мимо него и останавливаюсь, удерживаемая неведомой силой.

— И уложу снова, будем добиваться твоего полного удовлетворения. — Он держит простыню и медленно тянет меня на себя.

— Полное удовлетворение, — фыркаю я. — Куда уж полней, я ходить завтра не смогу. Отпусти. Везде опоздала, подумать только!

Упираюсь рукой в двери, пока не оказываюсь прижатой к его груди.

— Слишком ворчлива для удовлетворенной. — Порочные губы тут же находят мои, поцелуй, который обязан быть нежным, плавно перетекает в неудержимый. Превращаюсь в разнеженную киску, царапаю его голую спину ногтями и выгибаюсь навстречу ему.

— Хотя ты права, у нас еще есть дела. Это подождет. — Он отпускает меня, подталкивает в ванную комнату, наклоняется и поднимает простыню, расползшуюся по полубелым пятном. — Разрешаю первой принять душ.

— Разрешаешь? Так значит? — все еще бубню, пока он прислонился к двери плечом, скрестив руки на груди. — Думаешь, я буду по первому щелчку пальцев делать то, что ты хочешь?

— Точней выразиться — знаю, что будешь. — Слегка качает головой, все еще надменно улыбаясь. — Расставляй акценты, Андреа.

— Выйдешь отсюда? — Можно было и не задавать этот глупый вопрос, он заходит следом, смотрит на себя в зеркало, рассматривая щетину. — Мне не комфортно. — Указываю на его восставший пенис.

— Я все еще хочу тебя, но стоит подождать, и не надо обижаться. Мне рядом с тобой комфортно. Не вижу проблем. — Он указывает на пространство. — Переживать будешь, когда я устану выслушивать твое недовольство и залезу к тебе в душ.

Закрываю рот, не лучшее время для ссоры портить момент и настроение. Я прислушиваюсь к звуку электрической бритвы, как маньяк, борясь с собой и споря, только бы не позвать его к себе. Но стоит мне коснуться намыленной мочалкой к моей промежности, тихое шипение разносится по наполненной паром душевой. Там натерто и опухло, притронуться невозможно, все начинает болеть. Идея об очередном страстном сексе тут же исчезает. Еще никогда мои водные процедуры не были такими скорыми, но обольщаться не пришлось. Не успеваю скрутить мокрые волосы на макушке, как двери расходятся в стороны, и обнаженный бог проскальзывает в кабинку.

— Слышал твое шипение, пришел на помощь. — Его серые глаза оценивают мое распаренное тело, в них тут же начинает плавиться серебро.

— Не смей так улыбаться! — Перехватываю его руку, тянущуюся к моему животу. — Знала бы, насколько ты ненасытный…

— Ого, да ты злишься. Иди ко мне. — На него мало что влияет, обнимает меня так сильно, что кости трещат. — Хочу тебя прижать к себе и никуда не отпускать, — его голос звучит иначе. — Ты знаешь, что такое тоска? Тоска, оседающая камнем внутри, когда ты уже практически достиг желаемого, но что-то пошло не так, и земля под ногами уходит. Дальше ожидание, наблюдение и самоистязания.

Что-то в его голосе меняется, он будто становится другим, более глубоким. Приподнимаю голову и смотрю на его лицо, он касается моего лба своим, стоит мне закрыть глаза, как он, я чувствую пустоту, разочарование, боль, проникающую в меня с каждым его вдохом.

— Так боялся тебя потерять, не успеть сказать главные слова, убедить остаться, — шепчет он. — И каждый раз терял. Не могу больше.

— Сейчас все иначе, мы все изменим. Все плохое позади, — отвечаю ему. — Мне казалось, Грант Меллон бесстрашный. — Немного отодвигаюсь, целую его в побритую гладкую щеку.

— Сейчас и правда все иначе. Но одно остается неизменным. — Отпуская меня, он берет мочалку и намыливает ее. — Все решаешь ты. И все зависит от тебя.