Психи

— Нет, отец, — говорит он, его тон понижается до смертельного вызова. — Ты научил меня стрелять из пистолета. Всему остальному я научился, представляя, что я с тобой сделаю. Если бы только ты не был таким трусом, чтобы появиться здесь без своей охраны. Интересно, насколько хорошо бы тебе жилось, хотя мне также интересно, что подумала бы о тебе твоя драгоценная семья, если бы узнала, что ты до ужаса боишься собственных сыновей.

Раздаются гребаные выстрелы.

Я ошарашена, отчего моя челюсть падает прямо на стол. Я смотрю через всю комнату на Маркуса, с трудом веря в то, что слышу, хотя скучающие выражения на лицах Леви и Романа говорят о том, что это обычное явление, но кого это, блядь, волнует? Это развлечение в прайм-тайм. Черт, я даже готова на время забыть о том дерьме, которое видела прошлой ночью, только чтобы увидеть, как Джованни ДеАнджелис будет поставлен на место своим собственным чертовым сыном.

А я-то думала, что свержение братьями их отца — это какой-то большой секрет. Если он до сих пор не разобрался с этим, значит, он не тот бесстрашный главарь мафии, каким я его всегда представляла. Хотя, если кто-то и должен занять его место, то, наверное, Роман. У него есть все, что нужно, чтобы править всей этой гребаной страной. Но тут возникает вопрос: почему их действительно держат здесь в качестве заключенных? Они слишком опасны, чтобы позволить им выйти на свободу из-за их спокойных взглядов на убийство, или Джованни боится, как легко они могут отнять у него все?

Леви надоедает этот разговор, и он встает. Он обходит стол, его взгляд сосредоточен на телефоне, лежащем перед его старшим братом.

— В любом случае, отец, — говорит он ленивым тоном. — Как сказал Маркус, это было чертовски приятно.

— НЕ СМЕЙ ВЕШАТЬ ТРУБКУ…

Леви вытягивается перед Романом и опускает палец на маленькую красную кнопку в передней части экрана, прерывая своего отца с болезненным удовлетворением в глубине его глаз.

— Черт, он выматывает, — говорит он, когда Роман откидывается на спинку сиденья и переводит взгляд на Маркуса.

— Правда? — спрашивает он. — Почему бы не рассказать ему о нашем гребаном плане по его свержению? Держу пари, ему будет интересно узнать, как именно мы планируем это сделать.

Маркус пожимает плечами, прежде чем протянуть вилку через стол, наколоть кусочек стейка и положить его себе на тарелку.

— Что я могу сказать? — бормочет он. — Я был захвачен моментом.

— Да, мы знаем, — усмехается Леви. — Ты чертовски распущенный человек, когда находишься в этом моменте.

Братья небрежно разговаривают между собой, уничтожая огромное количество еды вокруг себя, бросая бессмысленные угрозы друг другу и объединяясь из-за общей ненависти к своему отцу. Я сижу в тишине, вбирая все это в себя. Я не могу не чувствовать себя спокойно, чего я никогда не думала, что испытаю, находясь в их присутствии.

Я в безопасности здесь, среди этих прекрасно разбитых душ, но в одном я уверена наверняка — Леви был прав. Маркус — неуправляемая пушка; они все такие. И хотя я могу чувствовать себя в безопасности, это не обязательно означает, что так оно и есть. Они сломлены жизнью, полной жестокого обращения, и я гарантирую, что их никогда не учили тому, что значит заботиться, любить или даже проявлять настоящую доброту. Они солдаты до мозга костей. Оружие обучено не промахиваться. Подобраться к ним слишком близко было бы ошибкой, которая дорого бы мне обошлась.

Братья только начинают общаться со мной, и что-то подсказывает мне, что мне предстоит адская борьба за выживание.

22

УДАР!

Моя дверь ударяется о гипсокартон, когда потасовка быстро наполняет мою комнату. Мое сердце бешено колотится, когда страх пронзает меня. Потасовка приближается, и чьи-то руки хватают меня еще до того, как я успеваю закричать. Они тянут меня, тащат к изножью кровати, пока я плачу, отчаянно пытаясь что-то разглядеть в темноте, отчаянно желая хотя бы мельком увидеть их лица.

Я брыкаюсь, натыкаясь на что-то твердое, но болезненный стон, разносящийся по комнате, мне не знаком.

— ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ, — кричу я так чертовски громко, что звук болезненно вырывается у меня из горла.

Руки сжимают меня крепче, без усилий стаскивая с кровати, пока я сопротивляюсь, бесстыдно пытаясь освободиться из их цепких объятий, оставляющих синяки. Я с тяжелым стуком падаю на пол, и вскрикиваю, но, когда меня тащат по полу, и я проскальзываю мимо большого окна, в которое проникает лунный свет, подтверждая мне, что мои страхи оправдались.

Эти парни — не братья ДеАнджелис.

Это нечто гораздо, гораздо худшее.

Я вскрикиваю, когда меня отрывают от пола и заставляют подняться на ноги сильным ударом под ребра. Чья-то рука обвивается вокруг моего плеча и толкает меня к двери моей спальни, выбрасывая меня прямо в коридор и впечатывая в противоположную стену.

В коридор проникает тусклый свет, но его недостаточно, чтобы я могла разглядеть их лица. Меня отбрасывает воспоминаниями прямиком на тот старый склад, где эти грязные мужчины прикасаются ко мне, прижимают к земле и тянут ко мне свои руки.