Эти легенды и обычаи, окружающие дух зерна, представляют два аспекта стремления человека разрешить проблему потребности в пище. С одной стороны, он пытается контролировать природу и таким образом расширить источник пополнения припасов. С другой стороны, он решает задачу управления своим собственным естеством. К собственной врожденной лености и инертности, порождаемых, как говорят буддисты, авидьей или незнанием, добавляется его непреодолимое влечение утолить сиюминутный голод, невзирая на последствия. Последнее также является следствием авидьи. ибо если бы человек действительно осознавал последствия съедения всего сразу, то, очевидно, так бы не поступал. Но поскольку муки сегодняшнего голода безотлагательны и неотвратимы, а переживание голода завтрашнего далеко, то человек может представить его лишь как жалкое подобие сегодняшних страданий. Поэтому представитель примитивной культуры — так же, как первобытный человек в современном индивиде — не желает задумываться над законом причины и следствия, осознание действия коего, согласно буддистам, — урок, который необходимо усвоить людям «малого ума»14. Он предпочитает поступать, руководствуясь изречением: «Давайте есть и пить; ведь завтра мы умрем».
Гонтран де Понсен15 сообщает, что живя среди эскимосов северной Канады, он обнаружил, что в первую ночь пути они съели пищу, приготовленную на весь период путешествия. К нему отнеслись с большим подозрением, когда он съел лишь часть своих припасов, оставив остальное про запас. В конце концов ему пришлось отдать все личные припасы своим спутникам, опасаясь их враждебного отношения к нему. Это было особенно тяжело, так как к тому времени он еще не привык к эскимосской пище и надеялся, что небольшого запаса продуктов питания «белого человека» ему хватит до конца путешествия. Одно лишь наличие за- 84 паса пиши большего, чем требовалось на один день, стало опасностью. Ибо его спутники не только съели все его припасы: после обильного пиршества они проспали весь следующий день, отказываясь подняться, несмотря на тот факт, что им предстояло долгое и опасное путешествие.
Кочевые и промышляющие охотой народы, такие как эскимосы, вынуждены периодически, но регулярно, заниматься добыванием пиши, и одна лишь эта необходимость не позволяет им спать все свободное время. Но когда племя оседает и начинает заниматься сельским хозяйством, оно в значительной мере освобождается от опасностей и неопределенности образа жизни, основанного на охоте. Оно может обеспечивать себя пропитанием с собственных возделываемых земель, и больше не зависит от наличия дичи. Однако само существование запаса еды являет новую опасность для жизни.
Если основную опасность прежней жизни человека (как охотника) составляла свирепость животных, а также непредсказуемое появление и исчезновение дичи, то теперь его главными врагами стали человеческая лень и жадность. Ибо когда группа людей впервые собирает урожай и получает большое количество еды, естественной реакцией является желание немедленно устроить пир. На наших современных праздниках сбора урожая мы сами поступаем аналогичным образом. Будучи благодарением Дарителю урожая, этот праздник одновременно служит удобным случаем устроить пиршество, где отметается привычное сдерживание чувственных излишеств. Но человек примитивной культуры не только пирует; он к тому же разбрасывает и уничтожает то, что не может съесть. Затем, когда все разбазарено, неизбежно следует нужда, ибо в чисто сельскохозяйственной общине нет никакой иной возможности восполнить запасы продуктов до следующего урожая.
Эта стадия проблемы, с вытекающей необходимостью дальнейшего психологического развития, отображена в древней фригийской легенде о духе зерна16. В ней говорится, что Литиерс, сын царя Мидаса (такого же обладателя несметного богатства, как Плутон в мифе о Персефоне), был жнецом пшеницы. У него был непомерный аппетит, ибо как незаконнорожденный сьш он представлял теневую сторону или противоположный, бессознательный аспект своего отца. Мидас, его отец, представляет богатство и достаток, а незаконнорожденный сьш, не наследник и изгой в семье, неизбежно наделен всеми отрицательными аспек- 85 тами, которых избегает «сын и наследник». Таким образом, Литиерс — это подлинное олицетворение ненасытной жадности. Он промотал и разбазарил все накопленное отдам богатство.
Эта легенда особенно поучительна, так как дает ключ к современной проблеме сына, ощущающего себя отвергнутым отцом. Он может быть законнорожденным, в отличие от Литиерса, однако, если по какой-либо причине он ощущает, что один или оба родителя не вполне приемлют его (в случае мальчика это чаще всего отец, а в случае девочки — мать), то скорее всего он будет бессознательно реагировать так, как Литиерс из легенды.