Она говорила, что у нее множество мыслей, которые она не может собрать воедино, что указывало на фрагментацию этих мыслей. Однако было понятно, что происходит что-то активное, дразнящее и приятное. В целом же царила атмосфера долгих периодов безжизненности и сухости, когда не наблюдалось никакого развития.
На основании истории пациентки и общего описания ее поведения можно выдвинуть предположение, что она спасалась бегством в укрытие, защищавшее ее от контакта; это укрытие было представлено в образе пустынного острова, где она могла загорать, переложив на меня всю ответственность за анализ. Ощущение сухости и безжизненности, ассоциирующееся с этим состоянием, было отчетливо представлено ее интересом к пескам и любовью к пустыням, и для нее было важно научиться существовать в условиях, почти исключающих жизнь.
Иногда укрытие словно разрушалось и возникала тревога в форме приступов паники. Именно это произошло перед началом анализа, и быстрое улучшение ситуации в начале лечения было обусловлено восстановлением укрытия, которое теперь задействовало аналитика и анализ как часть защитной организации. В основном паника, по-видимому, включала в себя страх дезинтеграции или параноидный страх отравления. Позже, как мы увидим, укрытие также использовалось и как защита от депрессивных ощущений.
Материал одного сеанса
Один из сеансов (анализ к тому времени длился уже около двух лет) она начала, роясь в своей сумочке в поисках чека, который в итоге нашла и отдала мне, причем я заметил, что заполнен чек неправильно – она забыла проставить цифры.
Меня очень обрадовало появление сна взамен молчания, и я интерпретировал его так, что сам этот сон мог представлять пищу для анализа, как если бы пациентка поняла, что материал для работы у нас закончился. Девушка во сне была жестоко атакована, когда пошла за продуктами, и я предположил, что пациентка, вероятно, боялась, что с ней случилось бы нечто подобное, если б она предоставила что-то для анализа. Возможно, добавил я, сейчас она меньше боится нападения и могла бы выразить желание понять эти страхи, представленное во сне просьбой показать место происшествия, и рассказать, что именно случилось.
Она слушала меня внимательно, кивала, как будто понимая, что я имею в виду, поэтому чуть позже я продолжил свою мысль и попытался связать сон с ее переживанием в начале сеанса, когда она искала в сумочке чек. Я предположил, что она, возможно, была как бы разделена в своих чувствах, связанных с оплатой моей работы, – поскольку принесла мне чек, а затем потеряла его в сумочке, а также неправильно его заполнила.
Здесь ее настроение мгновенно изменилось, и она небрежно заявила, что, если все дело в этом, она может исправить чек немедленно, у нее с собой ручка, и она не хочет, чтобы у меня было что-то, что я могу использовать как улику против нее. Я почувствовал, что контакт с ней резко оборвался. Теперь она как будто чувствовала, что я уличил ее в чем-то и устраиваю скандал, воспользовавшись ее ошибкой при заполнении чека для того, чтобы надавить на нее, заставить признать амбивалентность и поговорить о ее чувствах. Ошибка, которую она не заметила, поставила ее в опасную ситуацию отсутствия контроля над собой, и она должна была разрушить настрой на сотрудничество и исправить ошибку как можно быстрее. Однако ее настроение в первой части сеанса оставляло впечатление контакта и, я думаю, выражало выход из-под защиты убежища. Когда же я слишком смело или, возможно, слишком быстро попытался связать выход из убежища с актуальными событиями в ходе сеанса, это вызвало бурную атаку.