Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов

Рей сделал важный вклад (Rey, 1975) в понимание психических убежищ, описав способ структуризации психического пространства. Он полагает, что младенец после рождения продолжает жить в пространстве, окруженном материнской заботой, которое, используя аналогию с сумкой кенгуру, он называет «сумчатым пространством», и полное психологическое рождение не происходит до тех пор, пока младенец не вычленит для себя личное пространство, обособленное от пространства материнского. Пограничный пациент зачастую чувствует себя преждевременно и жестоко вытолкнутым из этого материнского пространства и пытается вернуть себе право обитать там. Это может проявляться как требование доступа к кругу друзей аналитика, его дому или его постели, но в силу чрезвычайной конкретности мышления, которое вынуждены использовать такие пациенты, их базовой фантазией может быть жизнь в полости тела аналитика. Им кажется, что доступ к этим пространствам зависит от доброй воли аналитика, и они могут тщательно избегать всякого поведения, которое вызвало бы у них страх, что они более не допускаются на эту привилегированную позицию. Тогда отдельность переживается как ужасное изгнание, поскольку это внутреннее пространство идеализируется как прекрасное место, о котором можно только мечтать, где аналитик занимается чем-то волнующим, а изгнание ощущается как преждевременная ссылка на холод, голод и смерть. Эти соображения, безусловно, имеют непосредственное отношение к происхождению психических убежищ и их отношению, на примитивном уровне к фантазиям о материнском теле.

В противном случае, когда такие пациенты чувствуют, что соблазном, обманом или хитростью вовлекли аналитика в сговор со своим требованием жить в том, что ощущается его пространством, они начинают бояться близости. Они чувствуют, что их психика захвачена, что они начинают сходить с ума, что они утратили свою свободу, что их потребность сделала их узниками какого-то сумасшедшего анализа, так что ощущают себя в ловушке, неспособными на побег. Рей описывает эту ситуацию и называет ее «клаустро-агорафоби-ческой» дилеммой (Rey, 1975; Steiner, 1979). Таким образом, он признает, что прибежище может казаться безопасным местом, когда пациент находится вне его, и в то же самое время становится местом преследования, где попавший туда пациент чувствует себя в ловушке. Иногда вследствие клаустро-агорафобической дилеммы пациент чувствует, что не может найти место, где действительно ощущал бы себя в безопасности. У некоторых пациентов эта дилемма наблюдается как быстрые колебания между клаустрофобическим и агорафобическим существованием. В ловушке психического убежища они чувствуют клаустрофобию, но, как только они ухитряются сбежать, снова паникуют и возвращаются на предыдущую позицию.

Глава 5 Восстановление частей самости, утраченных из-за проективной идентификации: роль скорби

В предыдущих главах я описал, как функция убежища – а именно предотвращение контакта с болью и тревогой – соотносится с его структурой и как эта структура, в свою очередь, зависит от сложного набора взаимосвязанных объектных отношений, которые интернализуются как устойчивая черта личности человека. Стабильностью и ригидностью такие структуры обязаны тому, что проективная идентификация используется здесь более или менее необратимым образом. Части самости отщепляются и проецируются в объекты, где они обитают постоянно, оставаясь недоступными для самости. Объекты, контейнирующие эти элементы самости, обладают особой конкретностью (Segal, 1957) и составляют те строительные блоки, из которых собирается убежище. В частности, они оказываются спаянными в нарциссическую группу и образуют патологическую организацию личности. В этом процессе из-за недоступности отщепленных элементов Эго ослабевает и из-за своей слабости становится более зависимым от такой организации.

Результат используемой подобным образом проективной идентификации заметно отличается от нормальной ситуации,