А я украл долбаное кольцо с брюликом в четыре карата буквально несколько дней тому назад. Она улетает сегодня ночью, вроде как по работе, хотя она, мать её, вообще не работала, по крайней мере, я так думал. И был уверен, что улетает она навсегда. Странно, я не любитель спешных выводов, но взбесился и засуетился как чёрт перед заутреней. Какого-то хуя. Я просто давненько круто влип. Стоило прекратить, оборвать эту связь задолго до того как всё зашло так далеко. Мне просто не стоило звонить ей, нужно было отпустить её тогда, и всё сейчас было бы иначе, было бы лучше. Чёрт, так было бы правильнее, вот где я потерпел фиаско - в том звонке. И он стал роковым. Но это не так. Снова грёбаная ложь. Всё можно было прервать куда раньше, там, в сувенирной лавке я сделал ход слоном на самого себя. Мне просто нельзя было заглядывать в зелёные колдовские глаза. Только и всего. Не стоило пугать её, не стоило приглашать куда-то, напиваться с ней в баре, и гулять под дождём босиком по мостовой. Мне не стоило влюбляться, да мне до хера чего не стоило делать! Выживать после удара по голове, или вообще рождаться. Старому мудаку стоило добить меня или просто предохраняться. С такого ракурса я вполне был способен понять её, понять её поступок, но какого-то хрена орал как последний дегенерат. Просто причина была иной, мы явно не всегда кричим именно то, что слышат от нас. Порой мы кричим о том, что остаётся немым кровотечением внутри. Просто надо выплеснуть избыток крови из душевных ран, и нужен повод. Крик по пустому поводу, о том, что огнём горит внутри, не высказанным пожаром, и после страшного акта аутодафе, остаётся гнить серой золой, медленно отравляя нутро. Стоит признать, что всё это отговорки, меня просто не устраивает этот ночной рейс, не устраивает упускать своё, а я с какого-то дуру вдруг стал жутким собственником, а может и был, наплевать. Всё что кроме этого - совершенно бестолковые и бесплодные, со знаком бесконечности, отговорки, что угодно, только бы никто не сумел понять тебя до мельчайших молекул. Вот, почему я, чёрт, вечно недоговариваю? Боюсь наткнуться на стену непонимания? Но это ерунда полная. Никто в действительности не хочет быть понятыми, разгаданным до сухого остатка, все просто боятся. Чего конкретно - непонятно. У каждого свои причины, наверное. Я, пожалуй, боюсь её, боюсь быть неверно истолкованным, боюсь эмоционального отвержения, но сука не боюсь лететь за сотку на красный стоп-сигнал. На перекрёстке. Наперерез серебристой тачке.
Я нас уничтожил.
4. Билет в один конец.
Моё тело налито тяжёлым свинцом, а вдыхаемый воздух ужасен, он наполнен просто чудовищным оттенком зловония: старость, вперемешку с каким-то воистину сортирным запахом. Не целиком, но витают такие нотки, в холодном воздухе, и даже стойкое амбре хлопки не в силах перебить этот дурман. Дурман, вообще очень подходящее определение для характеристики воздуха в больничных сводах. Ибо что-то мне настырно подсказывает, что стены эти насквозь до самого фундамента пропитаны сумасшествием. Интуитивно чувствую.
Я молча плыву в чёрном тумане. В этот раз говорит она. Чёрт, она рассказывает мне о какой-то дурацкой выставке. Я чуть не убил её, а она беседует с овощем о грёбаной картинной галерее. Эта девочка напрочь безумна.
Я не хочу открывать глаза, я чувствую, что пришёл в себя, вынырнул из глубин подсознания, уверен, даже смогу пошевелиться, но не хочу. Ей не нужно знать, что я в себе. Вообще, почему бы ей не бросить меня здесь со всеми этими психами? Двигаться дальше, строить свою жизнь, без моих дебильных придумок, часто незаконных и в корни аморальных? Она вполне бы могла удачно выйти замуж, нарожать кучи детишек... что ещё делают нормальные люди? Что угодно, но нет, она сидит прямо напротив, я ощущаю этот терпко-сладкий запах вишни, чувствую её ледяные руки, перебирающие мои пальцы. Нервно. И она рассказывает про какого-то там художника-авангардиста, но в голосе, чистом и светлом дрожат слёзы.
Но она не заплачет, неа. Будет нести всякую чушь, вообще не разбирая, что говорит, и зачем, но не заплачет. Она всегда так себя успокаивала - бессмысленной болтовнёй. А мне нравилось. В этом было что-то такое, чего я не находил в себе - искренность. Во мне всё было лживым, выдуманным, искусственным, всё было игрой, а она, не стесняясь, изливала мысли вслух. Поэтому она нравилась сильным и была отвержена слабыми - за правду.
А я просто хотел, чтобы она меня нашла. И она нашла, и постепенно знакомила меня с самим собой всё это время, хоть я упорно прятался в своей болезни, неизвестно от кого, то ли от неё, то ли от себя, может от Бога, от целого мира. А моя Тень просто знала меня лучше меня самого, она знала обо мне всё, абсолютно всё: алкоголь, фильм, книгу, блюдо, цвет! Вашу мать, даже я не знал какой у меня любимый цвет, а она знала.