Я кричу. Никогда такого не было. Такого ужаса. Такой боли.
Это ВТОРЖЕНИЕ.
В принципе, думаю какой-то незатронутой частью сознания, для мягкотелого, пусть и обвешанного всяким модификационными гэджетами, горожанина, я довольно терпеливо переношу боль.
Просто я не привык вот ТАК её на себе испытывать…
А дело в том, что овэдешник зажал мою башку в своих железных руках, так, чтобы пауку было удобнее дотянуться до слота на моём виске. Нити, очевидно, на какой-то молекулярной технологии, я чувствую, как они нашарили разъём и влезают внутрь.
Внутрь биочипа.
Внутрь моего мозга.
Считывают, нет, пытаются считать информацию.
Что-то им мешает. Что-то мешает пауку, который присосался к моей голове, вытрясти из моего мозга информацию о похищенном Куракине.
Но, мне это похер.
Я ору.
Боль наступит через пять, четыре, три, две, одну…
Никогда не слышал свой ор, такой вот страшный. Мне очень больно. Пахнет горелым, непонятно, почему. В мозг будто вбивают гвозди, отрывают от него кусочки, окунают в кислоту, поджигают… хотя мозг нечувствителен, странно, да?
Висок горит, будто мне ставят клеймо раскалённой добела железкой, и я ору, кричу, карабкаясь по собственному изодранному горлу, стараюсь найти выход из этого тела, охваченного пламенем и болью, и ужасом…
А внутри, внутри меня копошится нечто и думать я больше не в силах поскольку боль заглушает всё огнём железом кислым кровью на вкус буквами лопаткой и боль комбайном рыба перетянутым сухожилиям выбраться боли…
Боль наступит через пять, четыре, три, две, одну…
Я блюю на снег, дымящейся струёй полупереваренной рыбы и риса. От рвоты идёт пар. Меня сгибает пополам, но кто-то всё ещё держит меня. Сенсы запотели, видно плохо. Голоса.
– Ну что? – грубый, тявкающий лай какого-то мента.
– Сейчас…
– Ах вот же говно…
– Ты его проверял или жопой думал…
– Держи его, он в отрубе…
– Бля, ну и вонизм!
– Ну что, Алексей Иванович?
– Ни черта. Не списалось. Вот тебе и прототип, только для допроса это дерьмо годится…
– Разве не…
– Выдаёт сообщение – не удалось произвести контакт с чипом. Отказано в доступе.
– Он же ломать должен…
– А вот не взломал, мать твою! Эй, приведите его в чувство! – эта последняя реплика Снеговика, видно, относится ко мне.
Я же тупо смотрю на снег, на свою блевотину, на заляпанные грязью говнодавы Крота.
Получаю пощечину. Поднимаю голову. Лицо Снеговика искажено… нет, не яростью. Презрением и отвращением.
Но это уже не важно.
Важно, что ноги вновь мне служат.
Важно, что, оказывается, несмотря на раскалывающую голову боль, я могу дотянуться кончиками пальцев до кольца наручников, почти не напрягая мышцы…
Я спрашиваю Снеговика.
– Не вышло?
Он молчит.
Я говорю:
– Ты много не знаешь…
И я вижу, как на его лице отражается моё понимание…
Я никогда не знал, почему я похитил господина Егора Михайловича Куракина, 52-лет, женатого, имеющего двух детей 21 и 24 лет, генерального директора «Прима-банка».
Наверное, он просто жил в соседнем подъезде.
Мы пересеклись случайно, на выставке CeBit-2011. Я ошивался там от нечего делать, размахивая корреспондентским удостоверением, пил халявное шампанское и смотрел на прелести хостесс. Конечно, время от времени ловил сплетни бизнесменов и прочих сильных мира сего, скучающе щёлкал на цифровик различные стенды российских компаний, в общем, тратил время попусту.
Засмотрелся, правда, на стенд «Лидтека НЕК» – там как раз демонстрировали новые органиколюменисцентные дисплеи-обои, с высочайшим разрешением. Ходил, да языком цокал – такая красота.
Смотрю, значит, и тут слышу:
– Ба, какие люди!
Обернулся, гляжу – Егор Михайлович, собственной персоной! Высокий, полный, кожа на щеках аж лоснится, костюм от Cherruti, парфюм Paco Robanno, и при этом – наивный взгляд, неуклюжая походка, всегда потноватые на висках и лбу, волосы. Я-то его знал, да и кто не знал – каждый раз, когда его красавец Cadillac XTC выворачивал из подземного гаража, обливая невинных прохожих потоками весенней грязи, свидетели сего схождения на землю механического бога восторженно качали головой и вздыхали от неизбывной тоски.
Было интересно вот что – как он меня узнал, если мы оба обходились при встрече во дворе формальными «здрасьте-до-свидания»? Однако спрашивать его я не стал. Вместо этого у нас зашёл длиннющий диалог по поводу дисплей-обоев, в коих он действительно разбирался, и я ни к селу ни к городу брякнул – мол, заходите ко мне, у меня видеокомната до потолка отделана обоями, потрясающий эффект, бла-бла.
Он согласился, с видимым удовольствием – если я поднапрягусь, то я крайне обаятельный собеседник.
Только когда я ехал на своей «двадцатке» домой, я вспомнил, что никаких дисплей-обоев у меня и в помине нет.
Пришёл он ко мне на следующий день.
Я его ждал.
Открыл дверь и с порога ткнул ему в грудь шокером.
Думал, сердце не выдержит.
Ан нет, выдержало.
Крепкий мужик попался, на редкость. А так ведь и не скажешь.
Труднее всего оказалось с транспортировкой.
После обысков, и тщательного выковыривания жучков и камер в собственной квартире оставлять его у себя было небезопасно.