Психоаналитическая традиция и современность

• уступка любовным требованиям пациентки так же опасна для анализа, как и подавление их;

• необходимо не уклоняться от любовного переноса и не препятствовать его развитию, но в то же время стойко воздерживаться от каких-либо ответных проявлений на него и относится к нему как к чему-то такому, через что следует пройти во время лечения;

• любовный перенос должен быть сведен к своим истокам, в результате чего пациентка может почувствствовать себя более уверенной не в проявлении фантазий сексуальной тоски и невротических черт влюбленности, а в пробуждении истинной потребности в любви.

Размышления Фрейда о любви в переносе поставили его перед необходимостью ответа на вопрос, чем отличается подобная любовь от истинной, настоящей. Тем, что она связана с сопротивлением и представляет собой повторение прежних инфантильных реакций? Но ведь само по себе сопротивление не создало любви, а, найдя ее готовой, воспользовалось ею и преувеличило ее проявление. Да и воспроизведение инфантильных реакций является существенным признаком любой влюбленности. Словом, в этом отношении любовь в переносе и настоящая любовь мало чем различаются, следовательно, как считал Фрейд, нет оснований оспаривать характер настоящей любви у влюбленности, проявляющейся во время аналитического лечения.

Другое дело, что любовь в переносе имеет свои специфические черты, позволяющие отличать ее от истинной любви. В представлении Фрейда, они сводятся к тому, что, во-первых, любовь в переносе вызвана аналитической ситуацией, во-вторых, усилена преобладающим в анализе сопротивлением, и, в-третьих, в меньшей степени ориентирована на реальность, на последствия и оказывается в большей степени слепой в оценке любимого человека, чем при нормальной влюбленности.

Понимание отличия любви в переносе от настоящей любви способствует осуществлению анализа, направленного на выявление у пациента инфантильного выбора объекта и окружающих его фантазий. Это понимание предопределяет цель психоаналитической терапии, в соответствии с которой психоаналитику необходимо сделать все для того, чтобы ограниченный инфантильной фиксацией в своей способности любить пациент приобрел возможность свободно распоряжаться ценной функцией любви и, не израсходовав ее во время лечения, смог сохранить и реализовать ее в реальной жизни после завершения анализа.

Вернемся к обсуждению Фрейдом проблем сексуальности и любви, в частности, к тому, кто является первым объектом любви и какие изменения в психике индивида могут иметь место в случае, если он любит, любил или должен был бы любить другого человека. Первый вопрос был затронут им в лекциях по введению в психоанализ (1916–1917), второй – в работе «Печаль и меланхолия» (1917).

Рассматривая отношение инфантильных частных сексуальных влечений к объекту, Фрейд отметил, что первым объектом любви ребенка является его мать. При этом он особо подчеркнул, что речь идет именно о любви, поскольку на передний план выдвигается душевная сторона сексуальных стремлений, а на задний план отодвигаются лежащие в основе физические требования влечений. Когда мать становится объектом любви, у ребенка уже имеет место психическая работа вытеснения, лишающая его знания части сексуальных целей. Примечательно и то, что к выбору матери объектом любви присоединяется все относящееся к эдипальным отношениям, в результате чего мальчик, например, может выбрать объектом любви сестру как замену неверной матери, а девочка – брата, замещающего собой отца.

Размышления Фрейда о любви в работе «Печаль и меланхолия» сводились к утверждению, что в случае потери интереса к внешнему миру, заторможенности всякой продуктивности и понижения чувства собственного достоинства – а это может иметь место при потере близкого человека – скорбящий утрачивает способность любить, не может выбрать новый объект любви, адресует упреки самому себе и предается бредовому ожиданию наказания. Утрата любви оставляет длительное нарушение самочувствия в качестве нарциссического рубца.

Любовь к покинутому объекту находит спасение в нарциссической идентификации, в результате чего наблюдается склонность к самоистязанию, как реализация свойственной тенденции к ненависти. Фактически благодаря своему бегству в Я любовь избегает уничтожения. При этом любовь и ненависть приходят в столкновение друг с другом: любовь стремится сохранить позицию либидо, в то время как ненависть – освободить либидо от объекта. Позднее, при рассмотрении феномена жуткого («Жуткое»,1919) Фрейд отметит, что, подпадая под чары нарциссической любви, человек тем самым отчуждается от реального объекта любви.