Психоанализ культуры

Но тот праотец, согласно выводам, которые здесь нет нужды повторять, стал прообразом бога, моделью, по которой последующие поколения формировали образ божества. Так что религиозное описание право: бог действительно соучаствовал в рождении упомянутого запрета, под его влиянием, а не из-за понимания его социальной необходимости этот запрет утвердился. Да и наделение бога человеческой волей вполне оправдано, ведь люди осознали, что сами же насильственно устранили отца, а в виде реакции на свое кощунственное деяние возвышают себя, чтобы впредь уважать его волю. Религиозное учение, стало быть, сообщает нам историческую правду – разумеется, в видоизмененном и замаскированном виде, – тогда как наше рациональное описание отвергает ее.

Теперь мы замечаем, что богатое собрание религиозных представлений содержит не только исполнение желаний, но и важные исторические реминисценции. Такое сотрудничество прошлого с будущим должно наделить религию невероятной мощью! Вполне, однако, возможно, что с помощью аналогии у нас прорежется какое-то другое понимание. Не очень-то хорошо использовать понятия далеко за пределами той области, где они произросли, но нам придется изъясняться именно так. О человеческом ребенке нам известно, что он способен полноценно врастать в культуру, не пройдя более или менее явно выраженной стадии невроза. Это происходит по той причине, что ребенку не удается с помощью рациональной умственной деятельности подавить довольно многочисленные, со временем ставшие неприемлемыми требования влечений, и он вынужден укрощать их путем актов вытеснения, позади которых, как правило, располагается изготовившийся действовать страх. Большинство этих неврозов спонтанно преодолевается в период взросления (в первую очередь такая участь выпадает детскому неврозу навязчивых состояний). С оставшимися же позднее приходится разбираться психоаналитическому лечению. Точно так же следовало бы предположить, что и человечество в целом в ходе своего многовекового развития оказывается в состоянии, аналогичном неврозам, и по тем же самым причинам, поскольку во времена своего невежества и интеллектуального бессилия люди совершали необходимое для совместной жизни ограничение влечений только с помощью чисто эмоциональных усилий. Следы процессов, имеющих место в древнейшие времена и сходных с процессами вытеснения, потом еще долго сопровождали культуру. Религия – это как бы общечеловеческий невроз навязчивости, который, аналогично неврозу детства, происходил из Эдипова комплекса, из отношений ребенка с отцом. В соответствии с подобным пониманием можно было бы предвидеть, что отход от религии произойдет с роковой неизбежностью процесса взросления и что в данный момент мы находимся в самой середине этой стадии развития.

Тогда наше поведение должно руководствоваться примером опытного воспитателя, который не противится предстоящему формированию нового, а старается способствовать ему и смягчать резкость его вторжения в психику. Сущность религии этой аналогией, однако, не исчерпывается. Если, с одной стороны, подобно индивидуальному неврозу навязчивости, она вынуждает ограничивать влечения, то, с другой стороны, содержит порожденные желаниями иллюзии вместе с отрицанием реальности, что в изолированном виде мы наблюдаем только при аменции, заполненной счастьем и галлюцинациями спутанного сознания. Все это лишь сравнения, с помощью которых мы силимся постигнуть социальное явление, которым индивидуальная патология не находит полноценной аналогии.

Я и особенно Т. Райк неоднократно обращали внимание на то, до каких мелочей доходит сходство религии с неврозом навязчивых состояний, какое количество специфических черт и нюансов судьбы удается уяснить себе таким образом. С этим обстоятельством хорошо согласуется и то, что истовый верующий в значительной степени защищен от опасности заболеть определенными неврозами: заболевание общераспространенным неврозом избавляет от необходимости вырабатывать невроз персональный.