Психоанализ культуры

Посему обратимся к более непритязательному вопросу: что сами люди с помощью своего образа жизни позволяют признать целью и замыслом их существования, чего они требуют от нее и чего стремятся в ней достичь? Отвечая на это, вряд ли можно ошибиться: они стремятся к счастью, хотят стать счастливыми и оставаться таковыми. У этого стремления две стороны – положительная и отрицательная цели: во-первых, исключить боль и неудовольствия, а во-вторых – пережить сильное чувство наслаждения. В более узком смысле «счастье» относится только к последнему. Сообразно этой двойственности целей деятельность людей разворачивается по двум направлениям в зависимости от того, какую из них – ту или другую, а также преимущественно или исключительно – она пытается осуществить.

Обращаем внимание: это всего-навсего программа принципа удовольствия, намечающего цель жизни. С самого начала этот принцип управляет деятельностью психического аппарата; в его целесообразности не приходится сомневаться, и все же его программа находится в разладе со всем миром, в равной мере с макро- и микрокосмосом. Она в принципе неосуществима: вся организация вселенной против нее. Хотелось бы сказать: цель сделать человека «счастливым» не содержится в плане творения. То, что в наиболее строгом смысле слова называют счастьем, берет начало в неожидаемом ранее удовлетворении крайне насущной потребности и по природе своей может быть только эпизодическим явлением. Предпочитаемая принципом удовольствия продолжительность ситуации доставляет лишь слабое чувство удовольствия. Мы устроены так, что можем интенсивно наслаждаться только контрастом и только совсем немного однообразным состоянием. Так что наши возможности обрести счастье ограничены уже нашей конституцией. Гораздо меньше трудностей с переживанием несчастья. Страдания подстерегают нас с трех сторон: со стороны тела, обреченного на старение и разрушение, оно не способно обходиться даже без боли и страха в качестве предостерегающих сигналов; со стороны внешнего мира, способного обрушить на нас могущественные, неумолимые, разрушительные стихии; и, наконец, со стороны отношений с другими людьми. Проистекающие из этого источника страдания мы воспринимаем, пожалуй, болезненнее любых других, ведь мы склонны рассматривать их как в некотором роде ненужный довесок, хотя они могут оказаться не менее судьбоносными и неотвратимыми, чем страдания иного происхождения.