Психоанализ культуры

Активнее и основательнее действует другой метод, видящий единственного врага в реальности – источнике всяческих бед, с которыми не удается сосуществовать, а потому приходится разрывать все отношения. Отшельник полностью отрешается от этого мира и не желает иметь с ним ничего общего. Можно, однако, сделать и больше – постараться этот мир преобразовать, построить вместо него мир иной, в котором будут искоренены его невыносимые черты и заменены иными, соответствующими собственным желаниям. Тот, кто в порыве отчаяния выбрал этот путь к счастью, ничего, как правило, не достигает: действительность гораздо сильнее его. Он становится параноиком, который чаще всего для реализации своей мании не находит ни одного сподвижника. Однако кое-кто утверждает, что любой из нас в какой-то момент своей жизни ведет себя подобно параноику, исправляя невыносимые для него стороны мира с помощью некоего идеала и перенося это мечтание в реальность. На особое положение претендует случай, когда весьма значительное количество людей коллективно предпринимает попытку обеспечить себе гарантированное счастье и защиту от бедствий путем подобного обряда преобразования реальности. Таким же массовым обрядом мы обязаны признать и религии человечества. Естественно, подобного рода пустое мечтание не признает таковым никто из тех, кто эти религии разделяет.

Не думаю, что этот перечень методов, с помощью которых люди старались достигнуть счастья и избежать невзгод, исчерпывающий; уверен также, что имеющийся материал можно классифицировать и по-другому. Один из таких методов я еще не привел, но не потому, что забыл о нем, а из-за того, что займусь им в другой связи. Как же можно было забыть именно об этой технике искусства жить?! Ее отличает самое удивительное соединение весьма характерных черт. Разумеется, и она домогается независимости от судьбы – лучше всего назовем это так – и, следуя этому замыслу, переносит удовольствие во внутренние психические процессы, используя при этом только что упомянутую перемещаемость либидо, но не отворачивается от внешнего мира, а наоборот, любыми способами цепляется за его объекты и добывает счастье на основе эмоционального отношения к ним. При всем том эта техника не довольствуется как бы уставшей от своей нереализуемости целью избежать неудовольствия – скорее, минует ее, не обращая внимания, и твердо придерживается изначального страстного стремления к достижению положительного счастья. Возможно, к этой цели она и в самом деле ближе любого другого метода. Разумеется, я имею в виду ту ориентацию жизни, которая помещает любовь в ее центр, предвкушая всякого рода удовольствия от способности любить и быть любимым. Такая психическая установка достаточно близка нам всем; одна из ее форм – половая любовь – приобщила нас к сильнейшему переживанию буквально ошеломляющего наслаждения, предложив тем самым образец нашей тяги к счастью, что совершенно естественно, когда мы упорно ищем его на том же пути, на котором с ним впервые встретились. Слабая сторона этой житейской техники вполне очевидна, иначе никому даже не пришло бы в голову пренебречь этим путем к счастью ради какого-то другого. Мы ведь никогда не бываем более незащищенными от горестей, чем когда любим, никогда не бываем настолько безнадежно несчастными, чем когда утрачиваем любимый объект или его любовь. Но этим не исчерпывается житейская техника, основывающая на любви суть счастья, по этому поводу можно еще много чего добавить.

К этому следует присовокупить интересный случай, когда житейское счастье ищут в первую очередь в наслаждении красотой, где бы она ни появлялась перед нашими органами чувств или нашим разумением, будь то красота человеческих форм или поз, объектов природы или ландшафтов, художественных или даже научных творений. Такая эстетическая ориентация цели жизни слабо защищает от угрожающих напастей, но за многое способна вознаградить. Польза красоты далеко не очевидна, и все же ее обязательностью для культуры не следует пренебрегать. Наука эстетика исследует условия, при которых воспринимают прекрасное; природу и происхождение красоты она не в состоянии объяснить; и, как водится, такое отсутствие результатов маскируется потоком звонких, но малосодержательных фраз. К сожалению, и психоанализу почти нечего сказать о красоте. Единственное, что кажется достоверным, это ее производный от области сексуальных переживаний характер, так что она – вроде бы образцовый пример заторможенного в отношении цели побуждения. «Красота» и «возбуждение» – это изначальные качества сексуального объекта. Показательно, что сами половые органы, вид которых действует весьма возбуждающе, почти никогда не считаются красивыми, – напротив, свойство красоты кажется прочно связанным с определенными вторичными половыми признаками.