Психоделическая пишущая машинка

Музыканты поменялись, теперь их на сцене стало больше. Ведущий концерта представил новую группу. Вокруг заорали:

– Уа!..

Парень у микрофона заиграл на гитаре перебором легендарный хит. Зал притих.

– Я хочу купить себе трехмоторный дельтаплан. Что б летать быстрее мухи в магазин универсам…

И вместе с залом закричал припев:

– Мне ни чего не надо! Лишь только дельтаплан!

Затрясся пол. На столе задрожала посуда. Народ прыгал и топал. Начались безумные танцы.

Нике приходилось смотреть в кишку коридора, где на стенах блестели ее глупые картины. Так ее посадили за стол, лицом в туалеты. Стало отчего-то тоскливо, хоть и выпила прилично. Может, на нее так действовал алкоголь…

К ним подсаживались какие-то люди. Из-за этого на столе скопилось много бутылок и тарелок.

Вдруг, стало совсем темно. Свет из коридора заслонила тень огромного человека. Гигант подошел, оперся о край стола. Стол скрипнул, но выдержал. Чудовище разглядывало Нику. Ника – чудовище. Все на нем блестело – кожаные штаны, серебряные цепи в разных местах, заклепки на напульсниках. Блестела даже седая борода, она едва прикрывала мальтийский крест на необъятном брюхе. Он крикнул:

– Как зовут?!

– Никита…

– Никитина?

– Да!

Великан вскинул руку, пальцы скрючились в пожимашку, типа краба.

– Товарищ Никитина! Давайте ебаться! По-нашему! По-комсомольски! Без этих вот гламуров!

– Чапа!

Откуда-то из темноты вынырнула старуха в мини юбке.

– Не слушайте его! Пошли!

– Ну, ебтваю мать…

Великан с подругой растворились во мраке.

В коридоре было не так шумно. Ника долго смотрела на имя в телефоне. Долго не отвечали. Наконец, недовольный мужской голос сказал:

– Алло.

– Привет…

– А, это ты. Номер поменяла, что ли?

– Да. Сохрани.

Повисла пауза. Человек собирался с мыслями.

– Слышь, хватит уже!

– Прости, если…

– Обещала не звонить!

– Прости.

– Блядь…

Гудки.

Никого в тоннеле. Из туалета доносились женские стоны. Стены ухали децибелами. Бум-бум-бум…

Ника надавила на веки, что бы ни заплакать. Но одна предательская капля успела выскочить и скатиться вниз по щеке.

И тут пришло спасение. Она мгновенно забыла самый короткий в жизни телефонный разговор. И было отчего. Впервые увидела, как кто-то с интересом смотрит на ее коллажи. Это был молодой мужчина лет тридцати.

– Нравится?

– Не дурно. Я сначала подумал это Майк Лапитский, а здесь какой-то Никита.

– НикитА. Это девушка.

– А, вот оно что. Вы с ней знакомы?

– Это я.

– Ого! Вот эта голая в маске пришельца тоже ты?

– Подруга. Вот здесь я.

Мужчина сравнил натуру и рисунок. Он так провел по ее телу взглядом, что Ника даже немного вспотела. Они пошли вдоль всей галереи.

– А почему голова дракона? Зачем скрывать лицо с такой фигурой?

– Я художник, я так вижу.

– Коронная отмазка…

Потом он говорил, что все под кого-то косят. И что все давно вторично и пережевано. И максимум, что заходит, это нестандартная подача одной и той же «хуйни», и в таком умении побеждает простота подачи, как и ненавязчивость. Ну, и в том же духе.

Ника разглядывала этого ценителя искусства. Осточертевший мужской типаж – глянцевый лоб. Так она называла одинаковые лица с обложек электронных книг и мелькающей рекламы в интернете. На фоне таких же баб и фантомного хай-тека. Но, ей нравились его слова, нравилось слушать то, что выдыхают эти роскошные челюсти, отполированные лосьоном Gigott.

Когда он предложил:

– Угостить тебя?

Она уверенно ответила:

– Да! Но, я с подругой.

Все равно за их столом сидели уже другие люди…

Ника нашла подругу на улице, среди намытых дождем автомобилей. Подонок держал ее за талию. Полина выпрямилась, ей было плохо, бледное лицо исказила гримаса отвращения.

– Я ни разу в жизни не блевала. Это омерзительно. Я умру? Мне надо домой.

Ника остановила такси, на прощание сказала:

– Доведи ее до дома. И не будь подонком.

– Яволь!

Паша козырнул двумя пальцами. Машина скрылась за поворотом.

Ника ничуть не расстроилась, когда увидела молодую женщину за столиком рядом с новым другом. Совсем не половой инстинкт намагнитил ее к этому человеку. Просто этот мужик первый кто честно сказал про ее работы, что это «неплохо». Ей хотелось говорить об этом, говорить или просто слушать.

Женщину он представил:

– Александра. Кстати, я – Александр. Александр и Александра…

Но поговорить им не дали. Они сидели на балконе, толпа внизу напоминала корыто с черной икрой. И вот эта черная сотня заорала хором:

– Мясо! Мясо! Мясо!

В темноте, на опустевшей сцене кто-то зашевелился, бумкнула бас гитара, взвизгнул микрофон. Вспыхнул круг прожектора. В люминесцентном конусе появился великолепный мужчина в шубе на голое тело и в расшитых бриллиантами «казаках». Хозяйство прикрывали кожаные стринги. Волосы на голове были уложены в лакированный кок, как у Элвиса Пресли. Мужчина взял микрофон так, что бы все видели перстни на каждом пальце. Мизинец при этом оттопыривался. Мужчина рявкнул:

– Привет, негодяи!

– Мясо-о-о!