Девочки играли в классики. Девочки были странными, синими, словно из фильма про Аватара, и белыми, словно только что из мертвецкой, и еще красными. Особенно меня поразили красные девочки с начисто содранной кожей. Им было очень больно, но они все равно прыгали через свою натянутую веревочку, падали между шпал, до хруста в костях, вставали и снова прыгали… Я разбежался, и перед самой веревочкой прыгнул на банкетку, а потом попрыгал все дальше и дальше от их разноцветных жадных рук и волчьих глаз, наполненных океаном боли…
По сути, я был их палачом…
Этого только не хватало. Мое воображение сорвалось и полетело на бреющем. Я так и знал… Мы уже забыли родные места, и одни не знают, где родились, а другие не желают об этом говорить. Некоторые уже владеют в этой стране домами и слугами по праву наследования, некоторые женились на сирийках или армянках и даже на принявших благодать крещения сарацинках. Один живет с зятем, или невесткой, или тестем, другой окружен племянниками и даже внучатыми племянниками. Этот обрабатывает виноградники, тот – поля. Они говорят на разных языках, но уже научились понимать друг друга. Разные наречия становятся общими для той и другой нации, и взаимное доверие сближает самые несхожие народы. Чужеземцы… стали местными жителями. А странники обрели пристанище…
Когда я увидел железную дверь, то немедленно толкнул ее, пытаясь спрятаться от назойливого голоса в моей несчастной голове. Она поддалась… Это был трактир «У Голема», в предместьях Берлина. И был 1945-го года, апрель. В роли голема выступал Карл, в роли единственного посетителя ваш покорный слуга. В штатском. В штатском, но с такими железными документами, что позавидует любой военный.
Пьем пиво у стойки, а Карл свободной от кружки рукой все трет и трет полировку. Наверное, хочет протереть в ней дыру, и зная его тевтонское упорство, думаю, сумеет достигнуть желаемого.
– Отчего же все-таки нескладно все так? – задаю неопределенный вопрос с претензией на легкую ироничную философию.
Карл сопит и все трет полировку.
– Да, – хочется общения вслух, но спровоцировать этого молчуна на задушевную беседу, задача для избранных, – Наверное, не буду тебе сегодня платить…
Еще один круг и тряпка наконец-то останавливается. Голова Карла вопросительно поворачивается в мою сторону – это молчун задает свой вопрос:
«Что на этот раз?»
Ну, хотя бы так.
– Русские на подходе, они несут с собой коммунизм, а при коммунизме деньги будут не нужны. По крайней мере, так утверждает их пропаганда.
«Я слышу эту шутку уже две недели». Сокрушенно ворочает головой молчаливый бармен, не произнося при этом ни единого слова. А что? Так мы и общаемся. А еще он посмотрел на меня с таким видом, что и следующая фраза стала мне сразу понятна:
«Придумай, что-нибудь новенькое».
Теперь киваю я, типа понял. Делаю хороший глоток и говорю:
– Все философы – немцы.
В ответ удивленный домик из бровей:
«Немцы?»
– Ну, арийцы, арии. Скажу, как ты любишь.
Довольный кивок и тряпка плавно пошла на новый круг. Продолжаем беседу.
– Истинная философия заключается в том, что ничего не имеет никакого смысла, а точнее все не имеет никакого смысла.
Допиваю пиво, протягиваю кружку за новой порцией. Карл кладет тряпку, открывает кран и медленно наполняет мою кружку темным пенистым напитком. Пены при этом получается немного, ровно столько сколько я люблю.
– Благодарю, – легкий кивок в ответ и бармен наполняет собственную кружку, после чего значительно тычет в бочку пальцем и грозит им куда-то на восток.
– Согласен, – комментирую вслух,– им эта бочка не достанется.
Многозначительное подмигивание, традиционное кружечное приветствие, пара хороших глотков и беседа продолжается. На работу мне сегодня не идти.
– Смысл жизни, настолько простая штука, что после третьей кружки твоего удивительного пива, я чувствую, что постигаю его во всем, так сказать, глубине и величии.
Ироничный взгляд из-под рыжих кустистых бровей. Еще один хороший глоток. Через миг на стойке появляется тарелка с неимоверно вкусно пахнущими колбасками. Это за глубину и величие, несомненно.
– И еще… Когда нам не хватает смысла, мы приходим в трактир. Его тут предостаточно.
Карл улыбается, Карл доволен. Такая вот нехитрая немецкая философия.
Желая развить успех, я продолжил, но то ли напиток уже стал оказывать на меня свое действие, то ли, что-то еще, хотя врядли, какое там еще «что-то»? Короче, я понес полную чушь:
– И самое смешное, мой любезный Карл, во всем этом,– я многозначительно обвел рукой помещение,– есть четкая, наполненная аксиомами система. И даже, я бы сказал, система в системе. Вот так!
Истина, находящаяся на дне бутылки, там и остается. Во как. И чтобы понять ее, чтобы, хотя бы краешек увидеть, мы начинаем пить новую бутылку. И когда уже все, уже почти вот-вот… У меня кончаются деньги, и истина в очередной раз ускользает от нас, осенив… Ммм… Я хотел сказать…