Читаем Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней полностью

У М. Кляйн эдипальность предстает в виде реакции ребенка на отучивание от материнской груди. Пытаясь садистски вновь получить в свое распоряжение мать, ребенок идентифицирует себя с тем, кто владеет ею, — с отцом (при этом мальчикам хочется вытеснить отцовский пенис из материнского лона, а девочкам — интроецировать мужской половой орган). Вразрез с Фрейдом М. Кляйн приурочивает начало Эдипова комплекса и вызываемых им фантазий к очень ранней, орально-садистской, фазе в эволюции ребенка[95]. С точки зрения М. Кляйн, радикальное изменение привносит в семейную ситуацию мать, становящаяся для грудного младенца угрожающим объектом. Революция в семье, прокомментируем мы этот тезис, совершается сверху. Если ребенок и революционен, то на консервативный лад (он требует назад свое). И отсюда: если психоаналитики и сохраняют верность понятию Эдипова комплекса, то их консерватизм вовсе не означает, что они лишены эдипальности.

Ребенка, откликающегося у М. Кляйн на материнскую агрессию, сменяет у Ж. Девро Эдип, защищающийся от Лаия. Эдипов комплекс, в общем и целом, стимулируется репрессиями, которым подвергают детей родители[96].

Конфликт младших и старших может совсем выводиться за скобки Эдипова комплекса. Э. Эриксон называет эдипальный возраст «игровой стадией». Эдипальные фантазии порождаются ребенком, который по ходу игры присваивает себе чужие роли (в первую очередь роли ближайших к нему отца и матери)[97].

Бесконфликтна (в указанном смысле) и теория Эдипова комплекса, построенная Ж. Лаканом. В сильном упрощении она сводится к следующему. Психике ребенка неизвестны мужское и женское начала; половая принадлежность определяется им в отношении к Другому, при распознании несамодостаточности, т. е. пола, Другого; ребенок научается у родителей исполнению одной из их ролей, что и составляет «собственное» содержание Эдипова комплекса[98]. Сущность эдипальности, в освещении Ж. Лакана, не в том, что ее носитель хочет вытеснить конкурента с места, которое тот занимает, а в том, что ребенок не способен найти себя без Другого.

Б. Грюнберже считает, что эдипальность дана индивидам в потенции; на практике же ребенок избегает соревнования с родителями, дистанцируется от них, дабы удовлетворять требованиям своего нарциссистского «я». Эдипов комплекс превращается из возможности в реальность детского поведения лишь при нарушении психического здоровья (например, в случае дебильности субъекта)[99].


1.3.0. Не приходится говорить о гносеологических преимуществах перед другими какого-то из вышеизложенных ответов на задачу, которую Фрейд коварно поставил перед своими наследниками, сформулировав концепцию Эдипова комплекса. Все решения этой задачи — мышление в себе и для себя; они выросли из сугубой умственной игры с парадоксом; они были найдены психоанализом в результате того, что он был вынужден строить непарадоксальное высказывание об эдипальности одним из двух предзаданных ему (и им не осознаваемых) способов, и поэтому не могут быть рассмотрены как сколько-нибудь адекватные действительному положению дел в области человеческой психики.

Но можно ли тогда вести хоть какую-либо речь об Эдиповом комплексе?


1.3.1. Какую логическую процедуру подразумевал Фрейд, описывая Эдипов треугольник? Ясно, что базисом эдипальности служит транзитивная операция. Ребенок (х) соотнесен (R) как с отцом (у), так и с матерью (z), откуда родители оказываются — в детском восприятии — сопряженными между собой тем же отношением R: если xRy и xRz, то yRz. Ребенок не способен отличать свою связь со старшими в семье от связи, соединяющей старших друг с другом. Он аналогичен родителям. Если бы не он (не tertium comparationis), не было бы и родительского союза. Ребенок в качестве звена, связующего отца и мать, ощущает себя, — должен был бы заключить Фрейд, — главенствующей фигурой в семье. Он покушается на место одного из родителей, т. е. революционизирует устройство семьи, с тем чтобы воплотить в жизнь свое (недооцененное взрослыми) главенство. Ребенку безразличен пол замещаемого им родителя, т. к. субституции подвергается — в схватке за власть — тот старший член семьи, который в ней доминирует (будь он отцом или матерью[100]). Ребенок играет и до вступления в эдипальный возраст, возразим мы Э. Эриксону. Игрой нельзя объяснить эдипальность. Напротив: эдипальность объясняет тот факт, почему детская игра в какой-то момент своей эволюции нацеливается на захват родительских позиций.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги