Работа с детьми, которые подверглись сексуальному принуждению, очень тяжела для самого терапевта и является постоянным источником стресса. В процессе воспроизведения ребенком сцены насилия терапевт переполнен негодованием и ужасом. При работе в группе психодраматист может использовать возрастающее в нем чувство гнева для оказания протагонисту психологической поддержки. Работая с ребенком индивидуально, терапевт должен решить для себя, насколько ребенку будет полезно проявление его гнева.
Кэролайн играла роль «чудовища», то есть часть образа ее насильника-отца, а терапевт — роль самой Кэролайн.
Девочка очень хорошо вошла в роль: «Здесь никто тебе не поможет, — заревела она голосом «чудовища», — твоя мамочка тебя не услышит, и твои братики тоже». И затем для полноты картины она добавила: «Твой мишка и твоя любимая куколка уже мертвые, собачка и кошка — тоже мертвые, и ты осталась совсем одна».
Сначала терапевт беспомощно захныкала, но при виде этой ужасной сцены ее стал переполнять гнев. Она вскочила на ноги и закричала: «У тебя ничего не выйдет! Я найду того, кто поможет мне!» Кэролайн застыла на месте. Все произошло совсем не так, как было раньше.
Вдруг она вскарабкалась на кушетку и сказала: «Я буду маленькой девочкой». (Произошел обмен ролями.) Теперь терапевт оказалась в роли насильника. «Я найду того, кто поможет мне, — плакала Кэролайн (находясь в своей роли), в классической психодраматической манере повторяя последнюю фразу, сказанную перед обменом ролями. — Я позову… (имя терапевта). "
Несмотря на то, что эта ролевая модель появилась по воле терапевта, она помогла Кэролайн продвинуться от бесконечного разыгрывания и воспроизведения сцены насилия к более позитивной модели поведения в будущем.
Куда более серьезная трудность возникает у терапевта при необходимости справиться с собственным возбуждением при виде того, как ребенок воспроизводит в деталях специфику сексуального акта. Это возбуждение в процессе работы должно быть полностью подавлено, а терапевт должен отвечать за то, чтобы после работы обеспечить себе возможность консультации, на которой можно было бы получить необходимую поддержку.
Польза сценического воспроизведения ситуации, как и финальной стадии воссоздания новой модели поведения, заключается в том, что у ребенка появляется возможность
Маленькие дети любят рисовать кружки, которые обозначают лицо. Терапевт может внести небольшое дополнение, изобразив грусть, счастье и т. д. Ребенок может еще больше дополнить рисунок, используя свое богатое воображение, чтобы изобразить гнев, недоумение и т. п.
Другая цель воспроизведения ситуации насилия связана с усилением невосприимчивости к последствиям травмы. Этот подход часто используется в психодраме и, конечно, в бихевиоральной терапии. Некоторые из самых первых последствий сексуального посягательства на ребенка имеют прямое отношение к типу совершенного насилия. Ребенок, которого изнасиловали в кровати, может страдать от ночных кошмаров, иметь проблемы, связанные со сном, с отходом ко сну, страхом темноты, мочеиспусканием в постель и т. п. Ребенок, изнасилованный орально, может иметь затруднения, связанные с приемом пищи или глотанием. Дети, ставшие жертвами насилия в каком-нибудь определенном месте, например в плавательном бассейне, будут чувствовать непреодолимый страх перед входом в бассейн.
В психодраматической реальности плавательный бассейн можно построить с помощью подушек или мягкой мебели, куда ребенок мог бы пробовать войти, намереваясь раздеться, чтобы окунуться в «воду». Переживший оральное насилие малыш может, сидя за игрушечным чайным столиком, практиковаться в приготовлении пищи, а затем в ее поглощении. Точно так же можно пробовать преодолеть ночные страхи, располагая сцену в затемненной спальне, снова и снова используя подушки до тех пор, пока не вернется доверие.