Психофильм русской революции

Вся прекрасная русская литература на долгие годы заражается отравою от сотрудников «Отечественных записок» семидесятых годов до серых писаний Чехова и до чисто революционного призыва «Буревестника» Горького, тянется такая глупая тенденция. Это растление еще не успевает отравить другие отрасли искусства: русская музыка, балет, частью живопись, переживают это разложение, чтобы уже много позже выдвинуть карикатуру Скрябина, Стравинского, татуировку размалеванных физиономий кубистов и восхищение на выставке «Треугольника» намалеванным хвостом осла, обмакнутым в краску. Бред сумасшедшего мешается с мошенничеством и проделками спекулянтов над человеческою глупостью. Русская интеллигенция вся в исканиях «новых путей» и «новых наслаждений». Либеральное интеллигентное общество - плоть от плоти старого мира, носительница сокровищ его духовной культуры, но с душою самоубийцы, усердно подсекает сук, на котором оно держится. Оно дает клич отречения от старого мира. С такою интеллигенцией Россия была осуждена на гибель, и рок предопределил, что уничтожат ее в чрезвычайках и в эмиграции большевики, которых она же создала.

Либеральное течение охватывает не только разночинцев, но проникает в слои родовой аристократии, в семьи высших сановников, заражает целое поколение земцев, этих цензированных и застрахованных сословными привилегиями помещиков. Вся учащаяся молодежь сплошь охвачена либеральным и социалистическим течением, и временами казалось, что вся Россия, кроме единичных «неисправимых зубров-черносотенцев», - сплошь либеральна, жаждет свобод, уничтожения привилегий и своих прав. За чем же стало дело? В руках правящего либерального класса была судьба России - легко было провести свои вожделения в жизнь. Не тут-то было! Поток фраз всегда оставался только пустым набором слов. На деле старая душа царила в этом либеральном теле. Графы, вопившие о миражности титулов, оставались графами. Помещики, кричавшие о раздаче земли крестьянам, продолжали владеть землею, получать деньги за аренду, а либеральные чиновники злоупотребляли властью так, как никогда не позволяли себе этого верные почитатели табели о рангах.

В начале двадцатого столетия революционная идеология созревает. Общество готово к разрушению основ государства Российского. За несколько лет перед тем из подполья выходят и строятся за границей, вне пределов досягаемости для русских жандармов, убийцы и грабители, из которых впоследствии многим будет суждено стать начальниками государств или самодержавными диктаторами. Некоторых из этих крупных бесов революции я лично видел. Веру Фигнер я видел еще будучи мальчиком в Харькове перед ее арестом. Пилсудский был моим товарищем по медицинскому факультету в Харькове. Встречал я также нескольких членов партии «Народной воли», но близко их не знал. Рядовых членов партий и левых деятелей, как и всякий русский человек моего времени, видел без конца. Ими кишела вся Россия. Ими были набиты ряды студенчества, земских служащих, а либеральные болтуны заполняли среду общественных деятелей. К ним вполне применима характеристика Достоевского. Было среди них много мерзавцев и нечистых на руку. Еще больше было людей глупых и слабовольных, и были самые жестокие фанатики со святым выражением кристально чистых глаз и с кровожадными инстинктами будущих чекистов.

Убийцы и экспроприаторы, вожди партий - эти герои тьмы и не мнили тогда, что через десяток лет они станут властелинами мира и прижмут своею тяжелою пятою бредящий свободою демократический мир. Либеральная интеллигенция рукоплещет за чайными столами убийцам при каждой новой жертве в наивном ослеплении, не думая о том, что не за горами их час искупления - в подвалах чека.

И все-таки императорская власть борется со злом, иногда даже побеждает. Незадолго до японской войны срываются с цепи русские публицисты, и один из самых крупных негодяев русской революции, бездарный публицист Амфитеатров, пишет свой знаменитый пасквиль на русского Императора: «Семья Обмановых». А русская либеральная интеллигенция смакует эту гадость, не понимая, что за ее плечами уже стоит смерть.

Власть на этот раз сдала: уже появлялась тенденция не обострять конфликтов с левыми. Пасквилянт не получил должного возмездия и остался героем глупеющей интеллигенции, чтобы через много лет, пережив вместе со Струве дело рук своих, у порога гроба поучать уму-разуму русскую эмиграцию.