Психофильм русской революции

Человек в белой папахе вызвался исполнить поручение.

Время шло. Уже в полной темноте поодиночке стали прибывать раненые - пешком. Из города вернулись разведчики съестного с печальной вестью: уже ничего нельзя достать.

Смеялись тому - не правда ли, было забавно? - что уже громят и грабят интендантство. Звонким эхом этому сообщению вторили первые ружейные выстрелы.

- Ну, началось! - В тоне, каким произносилось это слово, слышалось хорошее знакомство с революцией. - Из нор своих вылезают грабители.

Прекрасная картина сразу подернулась зловещим колоритом. В душу закрался страх. Все напряженно ждут.

И началось!

Сначала одиночно щелкали выстрелы. Потом короткая обрывистая дробь пулемета, в стороне вокзала - совсем близко.

Больные подходили вяло. В тишине послышался голос: «Уже

зажгли!»

Ночная тьма мягко осветилась отраженным заревом, и постепенно, не спеша, стал разгораться пожар. Совсем близко от корабля зажгли склад американского Красного Креста - высокое пятиэтажное здание бывшей когда-то мельницы, в котором помещался склад перевязочного материала. Бандиты-товарищи грабили. Горело быстро, и зарево пожара скоро осветило весь город.

На душе у всех стало тревожно. Возможно все. Скоро откроется стрельба и по пароходу. Стояли мирно и ждали. Здание горело, как карточный домик. Там был бензин и вата. Летела огненная пыль, и положение корабля становилось невеселым.

По сходням взошел какой-то уполномоченный. Он вернулся из города и таинственно сообщил:

- Положение таково... - И, не кончив фразы, пошел к капитану.

Шушукались, и фигуры выражали тревогу.

Неизвестно откуда поползли слухи о том, что близко около пожара есть склад снарядов. Политика большевиков была известна. В такие моменты они всегда зажигали пожар вблизи снарядов. Тянуло скорее тронуться и уйти от беды.

Не смели, однако, громко говорить об этом. И как нарочно, только теперь стали усиленно подходить больные, и трап работал вовсю. Я стоял на верхней площадке трапа и принимал их. Несмотря на полный порядок, казалось, что этой ленте поднимающихся людей нет конца. На второй сотне я сбился со счета. Из города возвращались люди, ушедшие вопреки предупреждению.

Собирались к отходу. Нас торопили, и трудно было порой удержать спокойствие. Нервничали. Сзывали караул. Пламя разгоралось все сильнее. Под звуки короткой трескотни и одиночных выстрелов картина напоминала батальную. Освещенные заревом фигуры все подходили к пароходу. Временами на трапе волновались, громко кричали и беспокоились.

В это время на палубе засуетились три женщины. Как им говорили, так и случилось. У одной из них, пожилой женщины, ушла в город дочь. У другой ушел отец. Увидев, что мы собираемся к отходу, они заволновались и метались по палубе, спрашивая: «Что делать?»

Крыша горящего здания обрушилась. Из окон пышными языками вздымалось пламя к безветренному небу. Было жутко и красиво. Нельзя было оторвать глаз от грозной картины.

Чем больше чувствовалась необходимость отхода, тем больше подходило больных. Это волновало тех, кто уже сидел на пароходе.

Сверху кричали: «Поднимайте трап!»

Снизу вторили: «Подождите, не всех взяли!»

И снова торопили поднимающихся по трапу. Навстречу поднимающимся спустился матрос с веслом, чтобы опустить канаты.

Ежесекундно росла опасность со стороны пожара: головни летели по направлению парохода. Все волновались: «Скорее!»

У меня было спокойно на душе, и я любовался величественной картиной и напряжением души человеческой.

Черный остов корабля, не освещенный электричеством, стал отделяться от пристани. Черный борт его отливал бронзой. Вдруг воздух огласился диким воплем: как острый нож прорезал душу крик женщины. Старуха выла:

- A-а а!.. Моя дочь!..

Женщина металась по палубе, хватаясь за голову. Она ничего не слышала и не понимала. Ее дочь не послушалась и ушла в город.

Все понимали, что остановить пароход невозможно, и ждать дочь старухи, рискуя всем, нельзя. Ее отчаяние было страшно. Дочь оставалась на насилие большевикам.

Бушевало пламя, безумному вою матери вторили выстрелы. Тихо двигался остов корабля, а сверху, с высоты безоблачного глубокого неба, спокойно сверкали невозмутимые звезды. Тих был воздух, не шелохнулась зеркальная поверхность вод бухты.

И вдруг заглушенным эхо с берега послышался такой же безумный вопль:

- Ма-ама!..

Всех ударил ужас сцены.

Наверху спокойно прозвучал голос капитана.

- Там на берегу шлюпка с корабля!

И все подхватили:

- Там шлюпка!

- С берега послышалось морское:

- Есть.

Плавно купаясь в отражении огня, шлюпка подошла к берегу, где ломала руки дочь. Другие две женщины, близкие которых остались на берегу, метались в отчаянии. Долго убеждал я их, что оставшихся примет другой корабль.

Все успокоилось.

Незаметно ускоряя ход, мы отдалялись от берега. Все замерло. И в жуткой тишине с палубы сначала мягко и торжественно, потом мощно, широкой волной послышался стройный хор:

«Отче наш...»