По всему городу вылавливали военных, главным образом под руководством матросов, и расстреливали в Мариинском парке. Многие спаслись чудом. Были случаи, что людей спасали и красные командиры, сами бывшие офицеры, перешедшие на службу к большевикам. Один такой офицер, бывший во главе отряда, когда от одного из офицеров, проходившего по улице, красноармейцы потребовали документ и когда тот протянул ему свой документ, по-французски сказал ему: «Вы с ума сошли, что даете такой документ, вас расстреляют» - и, воспользовавшись неграмотностью красноармейца, отпустил обреченного. Видно было, что многие офицеры, очутившиеся в рядах большевистской армии, служили там по необходимости. Находились среди большевиков люди, которые шептали арестованным: «Бегите скорей» - и некоторым это удавалось благодаря царившему во дворце беспорядку. Расстреливали матросы, подростки, солдаты, любители. Рубили шашками, издевались, говоря, что отправляют «в штаб Духонина». А потом убитых сваливали в яму, вырытую в Мариинском парке. Без допроса, по «революционной совести». Это было деяние Троцкого - жидовская месть, выполняемая обезумевшими матросами. Избиение длилось три дня и насчитывает 5800 жертв. Описать эти картины во всем их разбойном ужасе невозможно. Человек терял свой образ высшего существа и превращался в зверя.
В Дарнице стоял поезд Муравьева, главнокомандующего большевистской армией. К нему приводили арестованных там офицеров. Он просто давал знак, и их тут же на дворе расстреливали. Через несколько дней те трупы, которые не успели зарыть в Мариинском парке, свезли в анатомический театр. То, что я там видел, неописуемо. Вся зала была завалена трупами людей, закоченевших в разных позах. На некоторых были остатки одежды: в те времена еще не грабили так чисто, как впоследствии. При мне подвезли несколько ломовых подвод, груженных трупами офицеров. Они были навалены на платформы кое-как, и мне бросилась в глаза торчащая нога штабс-капитана, босая, с искривленными пальцами. Между трупами попадались и чиновники. На полу я видел труп генерала Иванова, с которым еще недавно обедал в ресторане. Его принимали за труп главнокомандующего генерала Николая Иудовича Иванова, на которого он был несколько похож.
Большевики по еврейской традиции работали на уничтожение своего врага, а этим врагом тогда были русские офицеры. Это вовсе не были жертвы народного озлобления, ибо действовал не народ, а красноармейцы, руководимые жидами.
Шли организованные и планомерные убийства, диктуемые Троцким. И его соображения, пожалуй, с точки зрения интересов революции были правильны. Трудно сказать, что было бы, если бы революция не уничтожала так свирепо офицеров, особенно кадровых. Тогда это была самая благородная часть русской интеллигенции, и никто тогда не мог предвидеть, что русские офицеры превратятся в непредрешенцев и изменят своим лозунгам в будущем. Во времена Керенского офицерская каста вела себя лучше всех других. За эти дни было убито десять врачей и много интеллигенции.
Как легко погибали люди в эти дни, показывает следующий пример. Пошел я как-то навестить своих хороших знакомых - Вишневских, живших на Владимирской улице, против Десятинной церкви. Там было жутко в эти дни: стена носила следы пуль.
Мы сидели за обедом вместе с чиновником министерства земледелия Глинкою, который приходился мне далеким родственником по моему знаменитому деду композитору Глинке. Он был в солдатской шинели без погон. Беседа была обычная, и в это время люди разговаривали за столом и ели, как всегда. Мы вышли на улицу вместе. Я вернулся домой, он нет. Через неделю К. К. Вишневская нашла его труп в одной из мертвецких. Он был убит на улице неизвестно кем и как, а главное - зачем?..
Знакомые еще ходили иногда друг к другу и собирались небольшими обществами, а через несколько дней уже не досчитывались своих со -беседников. Все это проделывалось просто, без революционного пафоса. Экстаз первых дней революции сменила холодная злоба и ненависть.
Одних судьба щадила, других губила, и не было никаких правил для этого выбора.
Когда я теперь вспоминаю все свои авантюры периода революции, диву даешься - как удалось уцелеть, когда на моих глазах гибли люди к ней вовсе непричастные.
Любителей расстреливать находилось сколько угодно. Во время расстрела в Мариинском парке палачи смеялись, шутили. Участвовали в убийствах и мальчики.
Так как в первый день расстрелов никто ничего подобного не ожидал и многие думали, что, к общему благополучию, все кончено, то люди выходили на улицу погулять и оглядеться после одиннадцатидневного боя, а попадали к стенке. Казнимые умирали пассивно: сопротивляться было невозможно. Мольбы о пощаде вызывали только насмешки. Сволочь не знала милости.
Во дворце убийствами руководила еврейская молодежь. Этот народ на протяжении всей истории применял поголовное уничтожение противника. История не знает более жестокого по отношению к ослабевшему врагу неприятеля.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное