Психофора

Город постепенно погружался в сумеречную синеву. Уставшие от лавиноподобного безумия случайного февральского дня жители ныряли в нее, как в прохладный оазис ныряет пустынный бродяга. Краски кислотного сумасшествия стремительно гасли. По стенам, по асфальту, по одиноким деревьям и плотно засаженным паркам расползались черно-синие тени. В них, если приглядеться, можно было заметить потоки сменяющих друг друга цветов: темно-фиолетовый, темно-зеленый, темно-синий, черный — круговорот одних темных оттенков. Метаморфозы выдохлись. Фантасмагории вернулись на периферию зрения, где их привычный мир. Шизофренические галлюцинации расползлись по своим хозяевам. Рельсы солипсического поезда вновь зациклились — трансцендентность вернулась в руки субъекта, оставив общественность тихо вариться в рутинной заурядности.

Мир возвращался в «нормальность» на глазах. Лишние здания неуместных стиля, дизайна или геометрии схлопывались в пространстве, сливались друг с другом, уходили под землю или развевались по ветру. Лишние люди, заблудившиеся во времени и пространстве, исчезали, растворялись в стенах и асфальте — стоило лишь моргнуть, как целые группки мирно гуляющих пропадали, словно их и не было, точно наваждение, точно фантомы.

Пространство все еще трещало от всевозможных звуков. Потусторонний треск, вселенский хохот, фотонная трель, хтонический грохот. Мир возвращался в некое подобие кем-то принятой нормы, поэтому одни дыры затягивались, другие открывались. Тектонические плиты метафизического слоя реальности начали свой путь: в одной месте надлом, в другом расщелина, в третьем — настоящее нагромождение иррациональных погрешностей программы мира. Их уже не остановить. Будет новый рассвет, и миллионы закатов впереди, но волны преображения продолжат свой путь, ведь они затрагивают каждый уровень бытия — от эфира до глюонов.

А пока…

Пока ангелы покидают планету, возвращаются в свои норы за Юпитером, и боги засыпают до следующего раза.

Сбежавшие с бойни свинюшки брели в полном молчании по опустевшей дороге. Ни машин, ни прохожих. Они разъехались по своим делам, по своим мирам, по своим пространствам. Молодые люди шагали по середине проезжей части, будто пытаясь вновь проверить судьбу на прочность, как Евгений десяток часов назад.

Их тела — управляемые мозгом, передвигаемые при помощи мышц скелеты. Их тела — перистальтирующие волокна внутренностей, питаемые кислородом и глюкозой. Их тела — набор генов, молекул, атомов. Их тела — неидеальный материал, который следует доработать.

Мысли — бесполезные электрические импульсы в планетарном биополе. Желания — сгустки псевдоважных смыслов. Им бы вернуться назад, в магазин. Отдаться на растерзание, продать свою нервную ткань по выгодному курсу, молить о прощении, самим рвать себя в доказательство раскаяния. Ведь только так у них есть шанс стать частью чего-то большего.

Возможно, будущее уже предстало перед ними. Но троица, будучи во власти пороков — эгоизма и кристаллизованного эгоцентризма — решила, что имеют право распоряжаться тем, что им было подарено на время — собственными телами. Вдруг Психофора дала четкий ответ на все их вопросы, пусть и звучали они совершенно иначе. Комета предложила им путь — истинный. Путь в светлое будущее через тернистое настоящее. А они, проклятые раздутым самомнением, решили, что сами смогут распорядиться своей жизнью.

Участие в эволюции — процесс отнюдь не приятный. Кто-то станет субстратом, кто-то материалом, а кто-то итоговым творением. Эволюционный ход не предопределен, но закономерен. И противиться своему месту, пытаться вырваться из рамок — проявление токсичной инфантильности.

Им было предложено отдать себя во имя прогресса. Они могли отдать свои ткани и органы самостоятельно, безвозмездно и продолжить существовать в совершенно иной ипостаси. Разумеется, в этом случае не было бы и шанса оценить и ощутить хоть толику от целой гаммы, квинтэссенции биологических и метафизических процессов, протекающих в новой субстанции. Однако это единственный шанс на подобное. И он не был утерян. Ведь будущее вполне способно взять все, в чем нуждается. Вопрос лишь в степени насилия.

В подобных мыслях варились они втроем. Справиться с нигилизмом непросто, когда кто-то попытался разобрать тебя на запчасти, чтобы сделать лишнюю детальку для себя.

Глядя на рябящую в последних красках абсурдного дня синеву грядущей ночи, Диана позволила в последний раз усомниться себе в реальности, ведь завтрашний день будет в любой случае другим. Лучше, хуже, «безумнее», «нормальнее» — уже, пожалуй, не так важно. Другой, и это главное.

Рецепторы всячески помогали девушке усомниться. Она будто бы плыла в густой атмосфере сна, в котором даже твердой земле нельзя доверять. В голове легкий гул то ли от не до конца затихших метаморфоз, то ли из-за перегретого мозга. И картинка в глазах предательски потускнела, подчеркивая несостоятельность швов действительности.

Так или иначе, с какой бы степенью достоверности Диана ни согласилась, вполне обыденные переживания мучили ее.