Психолог (СИ)

— Да… — устало произнес Зигмунд, аккуратно отнимая свою руку от святого отца. — Я сам создал этот искусственный кошмар, каждый день пододвигая себя к самоубийству. Это словно воспаленная фантазия, гипертрофированный мазохизм, заключенный в оболочку абсурдной выдумки, которая приносит странное темное запретное удовольствие. И это не единственная сценка из больного театра моего сознания. Но в других повторяется примерно то же самое — хорошие люди, которых я когда-либо знал, обвиняют меня в моей слабости, ничтожности, ненужности, говорят всякую нелепую бессмыслицу, несвойственную им. А я лишь слушаю, внимаю и плачу от собственной нелепости, терпеливо и успешно подрывая мою самооценку и веру в будущее.

— Ты честно признался мне в том, о чем некоторые не расскажут никогда в своей жизни… — Рестар покачал головой.

— Может быть, они просто этим и не занимаются.

— Я не уверен.

Они помолчали, смотря на замершего священника, который так и остался сидеть с протянутой рукой.

— Как ты здесь оказался? — поинтересовался Зигмунд у своего друга.

— Откуда ты знаешь, что я не часть твоей выдумки?

— Ты говоришь не по сценарию. С тобой сценок еще не придумано, ты недавно в моей жизни.

— Я… просто здесь оказался. После того как выслушал свои кошмары. А потом… как будто открылась дверь, и я очутился здесь.

— Твои кошмары? — Зигмунд откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Да.

Дальнейших объяснений не последовало, но Зигмунду и не было интересно.

— Наверное, ты умеешь устанавливать незримую связь между собой и другими людьми, — высказал свою догадку Рестар.

Зигмунд лишь кивнул. Эта гипотеза ему также была неинтересна.

— Что ты решишь? В итоге? — спросил Рестар.

— А у меня есть выбор?

— Да. Теперь есть. Выбор между жизнью и смертью.

— Почему ты так уверен, что я смогу пробудиться? Эти разбойники явно знали свое дело.

— О, ты удивительный человек, Зигмунд. Я просто знаю, что ты сможешь.

Они еще немного помолчали.

— Но тогда выбора у меня нет, — подытожил ситуацию Зигмунд.

— Почему?

— Я бы мог проявить полное бездействие и умереть, если бы речь шла только обо мне, Рестар. Но я не могу решать и за тебя.

— А ты не думал, что я также хочу умереть? — прямо спросил оборотень.

Зигмунд удивленно посмотрел на своего друга.

— Не думал. Ты не говорил.

— Не говорил. Но я хочу. Просто у меня не хватает смелости. Я не могу быть честен с самим собой, как это делаешь ты. Я обычный трус, который прячется среди жизненных событий, не имея сил в себе их оборвать навечно.

Зигмунд на мгновение задумался.

— Я всегда о себе думал, как о трусе. Что это я хочу сбежать от жизни, в которой не нахожу места.

— Как видишь, все зависит от точки зрения.

— Точка зрения… — почти про себя произнес Зигмунд.

XXXI

— Держите чертову птицу! Дик, проверь там наших гостей! Быстрее, пошевеливайся!

— Босс… Норм… он мертв…

— Проклятье! — женщина смачно и цветисто выругалась, одновременно сплюнув на пол.

Зигмунд резко открыл глаза.

Реальность больной резкой вспышкой мгновенно заполнила сознание, выдергивая его из прекрасной дремотной неги. Его тело словно пронзила тысяча иголок, а желудок начал лихорадочно работать, подгоняя наполовину переработанный завтрак на выход.

Да, реальность ни с чем не спутаешь. Она сшибала с ног, ставя тебя на твое ничтожное место. С реальностью никогда не поспоришь. От нее можно на время уйти в мир фантазий и измышлений, но она всегда вернет тебя обратно, всегда напомнит о себе.

А любовь, подумал вдруг Зигмунд. Любовь — это фантазия, основанная на реальности, или же реальности вкупе с фантазией? Это своеобразный побег от обыденности или же обыкновенная дань традициям?

Он вышвырнул эти странные мысли из головы, стараясь сосредоточиться на главном.

А главное — у него получилось. Рестар, конечно, верил в него, но Зигмунд до конца не был уверен в своей теории. Она заключалась в том, что в своем психологическом обосновании сон является неким итогом усталости от жизни, то есть это нечто близкое к самой смерти. Спать — это нежелание больше жить. Это даже больше, чем правильный образ жизни, больше, чем распорядок дня. Многие указывали в причинах сна усталость, но разве усталость могла объяснить тот факт, что спать нам хотелось иногда больше обычного? Что мы иной раз не могли заставить себя встать с кровати и встретиться с реальностью? Мы хотели спать и дальше, то есть мы бежали от реальности. В этот самый момент мы не хотели жить, реальность теряла все свои привлекательные качества, которые мы сами себе и придумали через фантазии.

Любовь умирает рано или поздно. Надежда в будущее тоже. Вера в друзей и родных неумолимо угасает. И тогда спать хочется все больше… и больше…пока не засыпаешь навечно.

Ядовитый газ, что использовали бандиты, воздействовал на само тело, поражая определенные участки мозга, что приводило к бессознательному состоянию, а чаще — и к смерти. Зигмунд и Рестар были монстрами, поэтому даже усиленная концентрация ядовитого вещества отключила их от реальности, но оставила их в живых.