Психологи тоже шутят

Из этого вытекает необходимость корректировки основных определений политики. Например, политика это, безусловно, искусство, но не просто «искусство возможного», а искусство вы-давания своих личных интересов за общественные, камуфляжа своих истинных мотивов, т. е. стремления к власти, и т. п. Ведь, как не учись всему этому, главное все же остается искусством, а с помощью одного лишь обучения политика также невозможно вырастить, как с помощью обучения живописи из простого смертного нельзя воспитать Рафаэля.

Настоящий политик всегда ведет или, как сейчас модно выражаться, позиционирует, себя так, будто лично ему ничего не нужно ни власти, ни славы, ни, упаси Бог, денег, ни чего-либо еще. А нужно лишь одно помочь тем, кто в результате его прихода к власти окажется «под ним», решить их наиболее насущные проблемы. Поэтому политик должен быть рыцарем, но не только в традиционном для этой роли смысле слова не просто «рыцарем плаща и кинжала», а рыцарем в том смысле, что он всегда должен носить латы, скрывающие всю его подноготную корысть, личные мотивы и т. п. под блеском альтруистичных намерений. «Все это нужно не мне, а вам» начертано на фамильном гербе такого рыцаря. Или: «Не вы нужны мне, а я нужен вам».

Поэтому, кстати, как это ни парадоксально звучит, настоящий политик не должен иметь каких-либо политических убеждений, кроме, естественно, убеждения в том, что высшее благо нации это его личное благо, и вообще, что хорошо для него лично, хорошо и для человечества, а если нет, то, значит, человечество ничего не понимает, и его надо перевоспитывать. Хороший политик должен умело манипулировать политическими лозунгами, менять политические убеждения (точнее имитировать приверженность наиболее выгодным убеждениям) от случая к случаю, и вообще все это должно быть для него не самоцелью, а лишь средством борьбы за власть. То есть не политические убеждения должны руководить им, а он должен уметь использовать их выгодным для себя образом, для чего ему следует быть выше любых политических убеждений и не позволять им себя сковывать. Иначе он утратит необходимую любому политику гибкость и будет похож на робота, способного выполнять лишь одну операцию.

Конечно, простые граждане, обрабатываемые политиками со времен выхода человечества из пещер (в пещерах, впрочем, они тоже обрабатывались, но более грубыми средствами), с тех же самых пор догадываются, что под латами у политиков скрыто живое человеческое тело и все предпринимаемое политиками нужно, в первую очередь, лично им. Но, и опять с тех же самых пор, политикам верят или, по крайней мере, не сомневаются в их искренности настолько, чтобы не допускать их к власти. Да иначе и быть не может, ведь кого-то к власти все же надо пускать, а другие, кроме имеющих потребность во власти, к ней не рвутся. И в этом, возможно, заключена главная апория политики: политик должен делать вид, что не хочет власти, в то время как суть политики в стремлении к ней.

Над этой апорией надстраивается главный социально-психологический парадокс политики: политик делает вид, что не хочет власти, те, кому он внушает эту чушь, прекрасно понимают, что их дурят, но, несмотря на это, верят в благие намерения политиков, т. е., если провести аналогию с известным анекдотом, веками наступают на одни и те же грабли. И здесь уместна, если не необходима, еще одна аналогия, демонстрирующая, что политика это не просто искусство, а, перефразируя приведенное выше определение, «искусство невозможного». Ведь, казалось бы, внушить кому-либо, находящемуся в здравом уме и ясной памяти, что политик не рвется к власти и бескорыстно делает все, что он делает, попросту невозможно. Однако политикам это удается, и они действительно делают невозможное.

Уместна и еще одна аналогия сравнение политики не с искусством вообще, а со сценическим искусством. Да, мы знаем, что человек на сцене или на экране это всего лишь актер. Мы знаем, что, несмотря на вживление в образ, всевозможные сценические и виртуальные эффекты, на самом деле он не душит свою или чужую возлюбленную, не теряет друга, не проливает кровь врага, не летает на Марс, не сражается с акулами и крокодилами, и даже секс по телевидению это, за редким исключением (порнографии), не настоящий секс. Но мы верим во все это, точнее, делаем вид, что верим, мысленно, вместе с героем, убивая его врагов, опускаясь в пещеру с анакондами или перелетая через Вселенную. То же самое и с политиками. Мы знаем, что они играют определенную роль. Но и мы входим в роль в роль желающих быть обманутыми, верящих в их альтруизм и заботу о наших интересах. И этот театр по количеству зрителей, масштабу и кассовости представлений намного превосходит все прочие рынки актерской и режиссерской продукции.