Психологи тоже шутят

И все же хотя мы и помогаем, как любые зрители, актерам играть их роли, совсем плохому актеру не поверят (вспомним классическое «Не верю»), и искусственно изображенные им эмоции вызовут разве что смех, а то и обстрел гнилыми помидорами или их современными аналогами. Политик тоже должен быть относительно правдоподобен. То есть мы должны иметь возможность ему поверить, что исключено в тех случаях, когда он играет абсолютно ненатурально. Есть, правда, особый контингент актеров-политиков, которые специализируются на игре перед патологически доверчивыми зрителями, верящими во что угодно. Но таких зрителей меньшинство, и типовой политик должен быть правдоподобен.

2. Авансцены для политиков

Разновидностей политики существует не меньше, чем всех прочих видов актерского мастерства. Их можно различать, в зависимости от разных факторов, например, от того, где именно политик демонстрирует свое искусство. А все множество политических авансцен и, соответственно, разновидностей актерского мастерства политиков, можно разделить на три типа.

Первая авансцена наиболее натуралистична. Это войны между политиками и, соответственно, между государствами, в которых они находятся у власти, или между социальными слоями, подчиненными их воле. Если политику можно определить как продолжение войны другими средствами, то можно дать и симметричное определение войны, охарактеризовав ее как продолжение политики другими средствами. И действительно война есть наиболее грубая и откровенная форма политики, при реализации которой никто ничего не стесняется и ничего не скрывает.

Бытует мнение о том, будто войны начинаются из-за того, что государства чего-то не могут поделить, а то и вообще из-за непримиримости их геополитических интересов. Это объяснение очень далеко от истины и легко опровергаемо. Геополитические интересы непримиримы всегда, ибо кому-то всегда хочется чего-то такого, что есть только у соседа, который всегда не желает этим делиться. Но войны в подобной ситуации возникают довольно редко, т. е. самой по себе непримиримости геополитических интересов явно недостаточно. Договориться же и что-нибудь поделить государства, напротив, могут всегда, и, если войны все же начинаются, то явно не из-за того, что государства не могут договориться.

Начало войн можно объяснить и совсем элементарно тем, что просто кто-то хочет повоевать, и ему в общем все равно с кем. Когда хотят повоевать две стороны, а тем более три, четыре и т. д., войны становятся неизбежными, а переговоры, формально направленные на их предотвращение, совершенно бессмысленны. Данное объяснение возникновения войн хорошо вписывается в одно из самых давних убеждений психологической науки в том, что, во-первых, человек по своей природе зол и агрессивен, во-вторых, когда агрессивной энергии в нем скапливается слишком много, она требует выхода. Если такое происходит у отдельно взятого человека, он убивает своего соседа, если у какой-либо социальной группы, она совершает революцию, если у целой нации, начинается война.

Подобное объяснение происхождения войн конечно, правильное, но не исключает других объяснений, которые, как и вообще объяснения любого сложного социального феномена, не исключают, а дополняют друг друга. Например, урожденные марксисты объясняли происхождение войн тем, что находящиеся у власти таким образом отвлекают своих подданных от внутренних проблем своего государства, обращая их недовольство и, соответственно, агрессивную энергию, на внешнего врага. Против этого трудно что-либо возразить, а психологические исследования подтверждают, что, когда два вечно враждующих человека находят общего врага, их взаимная ненависть перерастает в дружбу. И надо быть совсем тупым правителем, чтобы не использовать эту закономерность.

Но все-таки если не наиболее правильным (такового вообще нет), то наиболее уместным (такое есть всегда) объяснением происхождения войн служат личностные качества политиков. Как было отмечено выше, действия каждого из них направляются сильнейшей потребностью во власти, которая никогда не насыщается. Достигнув власти в своей стране, они пытаются обрести ее и над другими странами, а их главными врагами становятся те, кто, обретя высшую власть в своем собственном государстве, стремятся к тому же. Поэтому-то Гитлер так и не любил Сталина, хотя, казалось бы, у них были все объективные основания для крепкой дружбы. В подобных условиях войны между соответствующими государствами не могут не начаться, и к тому же с предельной отчетливостью проявляется взаимосвязь различных видов политики: война это продолжение политики (и, добавим, одна из ее форм), внешняя политика это продолжение внутренней, а обе они проявление психологических комплексов политиков и их борьбы за власть.