Историк должен не только знать содержание и хронологическую последовательность событий, но и видеть причины, которые порождают данную последовательность и определяют различную длительность фаз исторического процесса. В силу этих закономерностей само время истории приобретает свойства, отличающие его от времени физических процессов [Гумилев, 1970; Поршнев, 1974]. Чтобы раскрыть исторические закономерности и объяснить специфику исторического времени, необходимо от событий социальной действительности, от отдельных поступков и действий людей перейти к анализу причинно обусловленной взаимосвязи событий и взаимодействия социальных субъектов. Таково требование принципа детерминизма к историческому исследованию, получившего глубокое обоснование в марксистской теории социального познания. Причинное объяснение является традиционным методом исследования исторических процессов. Однако в домарксистский период развития исторической науки этот метод интерпретировался с идеалистических позиций и использовался главным образом для поиска субъективных предпосылок тех или иных явлений социальной жизни. Исторический материализм показал, что причинами социальных изменений в первую очередь выступают объективные факторы, связанные с социально–экономическими основами общественной жизни. Благодаря этому принцип детерминизма приобрел ключевую роль в понимании человеческой истории как объективного процесса.
Основанный на принципе детерминизма причинный анализ событий раскрывает специфику исторического времени и позволяет посредством познания прошлого объяснить настоящее [М. Блок, 1973,
Если перед исторической наукой стоит задача раскрыть объективные причинно–следственные связи в структуре социального времени, то предметом психологического исследования в этом плане выступают отраженные в сознании личности причинно–целевые связи между событиями ее жизни. Для обоснования этого положения обратимся к анализу развития временных представлений личности в историко–культурном аспекте.
Время в сознании и поведении человека приобретает конкретное психологическое содержание как элемент культуры, уровень развития которой определяет доминирующую в обществе «концепцию времени». «Человек не рождается с «чувством времени», — подчеркивает А. Я. Гуревич, — его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит» [1971,
В современной науке утвердилось представление о двух основных концепциях времени — циклической и линейной. Если циклическая концепция преобладает в культуре аграрных цивилизаций и генетически является одной из наиболее древних форм понимания времени (как вечного круговорота), то окончательное утверждение линейной концепции (однонаправленной «стрелы времени») обусловлено развитием промышленного производства, доминированием городского образа жизни и, соответственно, уменьшением роли сезонных сельскохозяйственных циклов в жизнедеятельности общества.
С. Б. Крымский выделяет три последовательно формирующиеся культурно–исторические временные доминанты: 1) время в древних аграрных цивилизациях — циклическое, замкнутое, совпадающее с вечностью, несопоставимое с конкретными отрезками прошлого, настоящего и будущего; 2) время в картине мира, сформированной христианским мировоззрением, — отведенный человеку интервал между началом и концом света, ограниченное линейное время в пределах одного гигантского цикла; 3) время, приобретающее смысл с дальнейшим развитием цивилизации, — небольшой промежуток настоящего — мгновение [1980,
Хотя генетически эти типы времени и соответствующие им временные масштабы, названные эоном, эсхатоном и хрононом[7]
, формируются на последовательно сменяющих друг друга стадиях развития цивилизации, в процессе развития культуры возможны различные композиции типов и масштабов времени (полифония времени), образование сложных и неоднозначных временных концепций. Прогресс человеческой цивилизации связан с развитием и обогащением общекультурной концепции времени, и главное здесь — возможность устанавливать «связь времен», способность человека овладеть временным богатством прошлого, настоящего и будущего в их единстве, и тогда даже небольшой отрезок времени, отражающий культурно–историческую связь эпох, приобретает смысл и значение [Крымский, 1980,