Умственные способности животных.
Ум гения находится в таком же отношении к уму простого смертного, в каком ум последнего — к умственным способностям животных. Не лишено вероятия, что животные, в противоположность людям, не возвышаются до образования общих концептов и почти не имеют ассоциаций по сходству. Мысль животных, вероятно, переходит от одного конкретного объекта к другому, обычно следующих в опыте друг за другом с гораздо большим однообразием, чем у нас. Другими словами, в их уме преобладают почти исключительно ассоциации идей по смежности. Но поскольку можно было бы допустить, что животное мыслит не ассоциациями конкретных образов, а путем отвлечения общих признаков, постольку пришлось бы признать животное мыслящим существом, употребляя это выражение совершенно в том же смысле, в каком мы применяем его к людям. В какой мере такое допущение возможно — трудно сказать. Известно только, что животные, наиболее одаренные умом, поневоле руководствуются отвлеченными признаками; выделяют ли они сознательно эти признаки из конкретных образов, или нет — другой вопрос. Животные относятся к объектам так или иначе, сообразуясь с тем, к какому классу последние принадлежат. Для этого необходимо, чтобы животное обращало внимание на сущность класса, хотя бы последнее и не было отвлеченным понятием. Одна вещь — конкретный индивидуальный факт, в котором внимание не направлено особенно ни на какую сторону, другая вещь — отчетливо понятое свойство, выделенное особым названием из совокупности остальных атрибутов данного предмета. Но между совершенно непроанализированным конкретным фактом и полным его анализом, между абсолютным отсутствием отвлечения признаков данного объекта и полной абстракцией лежит бесчисленное множество переходных ступеней. Для некоторых ступеней должны быть особые названия, гак как оттенки в известных ступенях абстракции заметны для нашего сознания. Для идеи смутно отвлеченного понятия класса объектов Романее предложил термин «рецепт», а Ллойд-Морган — «конструкт». Последний вполне определенную абстракцию называет «изолат». Ни термин «конструкт», ни термин «рецепт» я не нахожу удачными; несмотря на это, они вносят в область психологических понятий некоторый новый оттенок, и потому я отмечаю их здесь. В следующем отрывке из книги Романеса («Mental Evolution in Man») я предлагаю заменить термин «рецепт» более подходящим словом «инфлуэнт»: «Водяные куры имеют привычку несколько иначе опускаться на землю и даже на лед, чем на воду, а те породы, которые ныряют с высоты (например, чагравы и бакланы), никогда не опускаются на сушу и на лед так же, как на воду. Подобные факты показывают, что в уме этих птиц существует один рецепт, соответствующий твердой поверхности, и другой, соответствующий жидкой поверхности. Подобным лее образом человек никогда не попробует нырнуть с высоты над землей или ледяной поверхностью и в воду всегда прыгнет иначе, чем на сушу. Другими словами, подобно водяной курице, он обладает двумя различными рецептами, из которых один соответствует суше, а другой — воде. Но, в противоположность водяной курице, человек может дать каждому из этих рецептов особое название и возвести их на степень концепта. Поскольку дело касается чисто практического вопроса о передвижении нашего тела, постольку, разумеется, неважно, превратили ли мы данный рецепт в концепт или нет, но во многих других случаях способность превращать рецепт в концепт имеет огромное значение».Я знаю одну легавую собаку, которая не прикусывала приносимых ею в зубах птиц. Но однажды ей нужно было сразу принести двух птиц, которые еще были живы и бились, хотя уже не могли летать. После некоторого колебания собака одну из них удавила, взяла в зубы другую и принесла живьем к хозяину, потом вернулась за первой, убитой, и принесла также ее. Нельзя не признать, что в голове собаки быстро промелькнул при этом ряд отвлеченных мыслей вроде: «она жива еще», «а надо уйти», «необходимо убить ее», с какими бы конкретными образами этот ряд мыслей ни был связан.
Такое практическое руководство особыми соображениями, которые могут при случае быть важными, заставляет предполагать в животном наличие основной черты мышления. Но свойства объектов, обращающие на себя внимание животных, весьма малочисленны и всегда непосредственно связаны с инстинктивными стремлениями. Животные, в противоположность людям, никогда не отвлекают свойств от конкретных данных ради забавы. Это можно попытаться объяснить как результат того факта, что у них почти совершенно отсутствуют характерные для человеческого ума ассоциации по сходству. Предмет напоминает животному другой совершенно сходный предмет, но не предмет, сходный с первым лишь отчасти, и диссоциация при различии окружающей обстановки, которая в человеке опирается в значительной степени на ассоциации по сходству, в животном мире, по-видимому, почти вовсе не имеет места.