Каждый из этих образов представлял известный интерес. Нетрудно указать в данном случае те интересы, которые служили поворотными пунктами в течении моей мысли. В часах на мгновение наиболее интересным мне показался механизм боя, потому что прежде они били очень звучно, а теперь испортились, и их слабый звук вызывал во мне разочарование. Но при иных условиях часы могли бы напомнить о друге, который подарил их мне, и о тысяче других обстоятельств, связанных с часами. Ювелирный магазин напомнил о запонках, потому что они одни из всего остального товара там представляли для меня интерес собственности. Этот интерес к запонкам, их ценности мог мне напомнить о золоте как материале, из которого они сделаны и который составляет их главную ценность, и т. д. Если читатель, остановившись на каком-нибудь объекте своей мысли, задастся вопросом: «Каким путем дошел я до этой мысли?», то ему, наверное, удастся всегда восстановить в памяти ряд представлений, непрерывно связанных между собой сложной нитью в пунктах интереса. Таков процесс ассоциации идей при самопроизвольном течении мыслей у людей средних способностей. Мы можем назвать этот процесс обычной или смешанной ассоциацией или неполным воспроизведением в памяти минувших явлений.
Какой элемент ассоциации должен выступать на первый план при неполном воспроизведении
? Когда известная часть в потоке нашей мысли благодаря интересу сделалась настолько преобладающей, что стала способной образовывать собственные ассоциации, предопределяющие характер дальнейшего течения мыслей, то сумеем ли мы определить, какую именно из ассоциаций образует она, ибо таких ассоциаций может быть множество? Годжсон говорит по этому поводу: «Интересные элементы в данном тускнеющем представлении могут свободно комбинироваться с любым объектом и с любой частью объекта, с которыми им случалось когда-либо быть в комбинации. Любая из этих комбинаций может возобновиться в нашем сознании: одна — должна непременно, но какая? На подобный вопрос может быть только один ответ: та, которая являлась прежде наиболее привычной. В нашем сознании сразу начинает формироваться новый объект, части его группируются около остатка прежнего представления; появляясь одна за другой, они начинают принимать прежнюю группировку, но едва начался этот процесс, как закон интереса вступает в действие и вмешивается в образование новой комбинации, направляя внимание на интересные элементы нового объекта в ущерб всем остальным, и тот же процесс повторяется опять с бесконечно разнообразными вариациями».Ограничивая течение мысли переходами от интересного к наиболее привычному в обыденном смысле слова, Годжсон слишком суживает характеристику процесса ассоциации. Далеко не всегда какой-то образ вызывает вслед за собой тот, который всего чаще с ним ассоциировался, хотя частое повторение ассоциации, конечно, один из наиболее сильных стимулов к ее возобновлению. Если я внезапно произнесу слово «рак», то читатель скорее всего представит себе известное животное, если он зоолог, или известное патологическое явление, если он врач. Произнося слово «реакция», я заставлю натуралиста думать о химическом обмене веществ (например, щелочная реакция), а историка — о социологическом явлении (например, католическая реакция). Произнося слова «постель», «умывальник», «утро», я непременно заставлю читателя думать о его утреннем туалете. Но часто повторяющиеся ассоциации иногда никак не влияют на перемену направления мысли. Вид известной книги чаще всего вызывал во мне мысль о ее содержании и никогда не ассоциировался с идеей самоубийства. Но вот с минуту назад я бросил на нее взгляд, и в голове моей мелькнула мысль о самоубийстве. Отчего? Да просто оттого, что я вчера получил письмо, в котором сообщалось о покончившем недавно с собой авторе этой книги.