Психология

Особенно интересен случай, опубликованный Шарко в 1883 г. Пациентом был купец, прекрасно образованный человек, принадлежавший к типу с наивысшей силой зрительного воспроизведения. Из-за какого-то болезненного процесса в мозгу он внезапно потерял зрительную память, вместе с тем его умственные способности несколько ослабели, оставаясь, впрочем, вполне нормальными. Вскоре он заметил, что может продолжать дела, применяя свою память совершенно иным путем, и ясно описал отличие нового состояния от прежнего. Всякий раз, как он возвращался в А., куда ему часто приходилось ездить по торговым делам, ему казалось, что он въезжает в незнакомый город. Он осматривал памятники, дома и улицы с таким же удивлением, с каким он осматривал бы никогда не виданный прежде город. Когда его попросили описать главное общественное место в А., он ответил: «Я знаю, что такое место есть в городе, но не могу представить его себе и ничего не могу сказать о нем». Так же точно он не помнил ни лиц своей жены, ни детей. Даже после того как он пробыл с ними в новом состоянии некоторое время, он все-таки не мог к ним привыкнуть. Он забывал даже собственное лицо, и однажды заговорил со своим отражением в зеркале, приняв его за отражение другого человека.

Пациент жаловался также на потерю цветовой памяти. «Я знаю, что у моей жены черные волосы, но припомнить этот цвет, а также наружность и черты лица жены я не в состоянии». Зрительная амнезия у него распространилась и на все объекты прошлого опыта, начиная с детства: например, отцовский дом, где он провел юные годы, он не узнавал. Кроме потери зрительной памяти, в нем не замечалось никаких ненормальностей. Отыскивая что-нибудь в своей корреспонденции, он, как и все нормальные люди, перебирает полученные письма, пока не находит нужного. Из «Илиады» он помнит лишь несколько первых стихов и должен долго рыться в памяти, чтобы процитировать несколько строк из Гомера, Вергилия или Горация. Складывая числа, он нашептывает их себе. Он вполне ясно понимает, что должен поддерживать память, пользуясь слуховыми образами, которые запоминаются им с трудом. Слова и фразы, припоминаемые им, звучат, как эхо, в его ушах, что составляет для него совершенно новое ощущение.

Если он хочет выучить что-нибудь наизусть, например ряд фраз, то он должен несколько раз подряд громко прочитать их, чтобы запечатлеть в памяти при помощи слуха. Когда он впоследствии повторяет вслух те же фразы, каждое слово предварительно выступает соответствующим впечатлением внутреннего слуха. Прежде подобное ощущение было неизвестно ему.

Если бы у того же лица произошло внезапное расстройство не зрительного, а слухового воспроизведения, это составило бы для него гораздо меньшее несчастье.

Нервные процессы, обусловливающие воображение. Большинство авторов-медиков утверждают, что нервные процессы, лежащие в основе воображения, локализуются не в тех частях мозга, которые обусловливают восприятие соответствующих внешних впечатлений. Но можно дать более простое объяснение этим фактам, предположив, что процессы, обусловливающие и воспроизведение, и восприятие ощущений, совершаются в тех же нервных путях. Воспроизведенные образы всегда возникают при помощи ассоциации; они всегда бывают «внушены» каким-нибудь воспринятым ранее ощущением. Ассоциации же (во всяком случае) обусловлены токами, проходящими от одного центра мозговой коры к другому. Если мы теперь предположим, что проходящие внутри коры токи не могут вызывать в нервных клетках такие сильные разряды, какие там производятся токами, идущими от внешних органов чувств, то не возникнет никакой надобности приписывать различную локализацию физиологическим центрам восприятия и воспроизведения, чтобы объяснить психологическое различие между теми и другими. Сильному нервному разряду соответствует живой характер непосредственного чувственного впечатления, слабому — бледность воспроизведенного, не имеющего объективной реальности образа.

Если мы допустим, что ощущение и воображение обусловлены деятельностью тех же частей мозговой коры, то легко усмотреть очень хорошее телеологическое основание для обособленности процессов восприятия и воображения и для того факта, что процессы, указывающие сознанию на наличность некоторой объективной реальности, при нормальном состоянии мозга возникают только при посредстве токов, идущих от периферии, а не от соседних частей мозговой коры. Короче говоря, мы здесь можем видеть, почему чувственные процессы должны быть обособлены от всех нормальных процессов воспроизведения, как бы последние ни были интенсивны. Мюнстерберг справедливо замечает по этому поводу: «Если бы мы не обладали таким специфическим распределением физиологических процессов восприятия и воспроизведения, то не были бы в состоянии приспосабливать наши действия к окружающим явлениям внешнего мира, не имея возможности отличать действительность от фантазии, наше поведение было бы нецелесообразным, бессмысленным и мы не могли бы жить».