Психология древнегреческого мифа

– Привет и от меня Ясону и его смелой дружине. Вы уже убедились, что вы не чужие для нас: молва – великая волшебница, ее не задерживают ни снежные Родопские горы, ни стальная стена Симплегад. А раз вы пожаловали к нам, мы вас так скоро не отпустим. Мои бояре почтут за честь принять в своем доме цвет эллинской молодежи; а предводителя – милости просим в наш княжеский дворец. Надеюсь, – и она значительно улыбнулась, – что вам у нас понравится не меньше, чем у лемносской царицы.

– Прости, княгиня, но наши желания не идут так далеко. Нас зовет наш подвиг; и мы даже не хотели бы останавливаться раньше самой Колхиды. А поэтому мы просим тебя только, чтобы ты разрешила нам закупить на рынке твоего города припасы для столь далекого плавания.

Тут только он поднял глаза; по их холодному блеску Идая поняла, что дальнейшие просьбы были бы напрасны, что пред ней не друг, а лишь почтительный враг. Опять вздохнула она, но этот раз уже не облегченно.

– Кому предложено было большее, тому не отказывают в меньшем, – ответила она. – Идите, друзья, пользуйтесь всем, чем наш рынок богат; а когда по счастливом свершении вашего подвига вы будете у себя на родине вспоминать скифскую княгиню Идаю – судите о ней не по тому, что она вам дала, а по тому, чего вы не пожелали принять.

После этих слов она отвернулась и старалась уже более не смотреть на Ясона. «Проклятое волшебство эллинской прелести! – сказала она про себя. – Опутало ты Горного Царя, опутало князя Финея; вот и меня едва не заставило забыть о задаче моей жизни. И поделом мне: отвергнута! Ну что ж, тем лучше: враги так враги. Так и запомним…»

Ясон с товарищами молча поклонились княгине, затем старцам и, напутствуемые их доброжелательными прощальными словами, проследовали к выходу: оттуда они всей толпой направились к площади. Рядом с Ясоном шел веселый пересмешник Кастор.

– Поздравляю с новым успехом, – сказал он Ясону, – Очень жалею, что Колхидой правит царь, а не царица; не то – мы могли бы считать, что золотое руно уже сверкает в заповедном ларе нашей «Арго».

– Не торопись жалеть, – подхватил шедший за ним его брат Полидевк. – И у царей бывают царицы и царевны. И если за этим дело стало…

– А в ожидании твоих царевен, – продолжал Кастор, – вот еще победа: видишь, там у перекрестка? Правда – она не первой молодости и красоты, но вида царственного. Посмотри, как она пожирает глазами нашего Ясона.

– А за ним и тебя, мой брат! – ответил Полидевк.

– О Горгоны почтеннее! И меня… А теперь и Пелея… Да чего ей от нас надо?

Действительно, черная старуха впивалась своими жадными глазами в каждого из попарно проходивших аргонавтов; когда прошла последняя пара, она всплеснула руками и в отчаянии стала себя ударять по голове.

– Убиты, убиты! Последняя надежда погибла!

Ясон вернулся к ней.

– Не скажешь ли ты нам, почтенная чужестранка, кто ты и почему наше шествие тебя смущает?

– Скажу, но тебе одному. Отойдем в сторону.

Разговор был продолжителен; когда он кончился, Ясон сказал своим:

– Нет нужды всем идти на площадь; пусть пойдут пятеро, а мы, остальные, вернемся к «Арго». А ее возьмем с собой, но по возможности незаметно, чтобы та, – он указал на дворец, – преждевременно не узнала.

III

Полуденная летняя тишина. Замерли в сонной недвижности бледные, прозрачные облака, виднеющиеся там и сям среди яркой синевы неба; повисли в усталой немоте листья тополя, освежающего своею тенью поникшее тело темного князя. Только водопад, низвергаясь в бездну, поет свою неумолчную грозную песнь про тягу всего горнего в долы, во всеприемлющее лоно Матери-Земли. Но темный князь, годы проведший под своим тополем, этой песни уже не слышит; вернее, он слышит в ней и сквозь нее другие звуки, недоступные слуху зрячих людей.

Внезапный шепот по соседству с ним заставил его поднять голову.

– Это ты, Зорбад?

– Да, государь, это я; принес тебе твой обед. Но я вижу, ты еще и завтрака не тронул?

– Не тронул, мой верный, как не трону и обеда. Время еды для меня прошло.

Тут только лесник заметил странную перемену, происшедшую с князем – по-видимому, за ночь: в предрассветном тумане он ничего заметить не мог, когда он, отправляясь в лес, неслышно поставил обычный завтрак перед своим погруженным в глубокий сон господином. Теперь же он ясно увидел тихую радость, сияющую на его разъясненном челе, в бодрой напряженности его впалых щек, в легкой улыбке его бледных губ.

– Что с тобой, государь? Неужели тебе удалось увидеть приятный сон среди безумного воя этой бурной ночи? И кто бы мог думать, что за ней последует такой ясный день!