Психология древнегреческого мифа

Однажды, когда он, по обыкновению, сидел с Полаем за кружкой вина, в горницу вошел все тот же Копрей и передал ему очередное приказание Еврисфея: изловить эриманфского вепря. Геракл нахмурился.

– Что же? – спросил Иолай. – Разве это труднее, чем лев или гидра?

– Нет, – отвечал Геракл, – но приступ к Эриманфу охраняют кентавры, занимающие всю западную цепь гор нашего полуострова.

– А что такое эти кентавры?

– Расскажу тебе то, что сам узнал от Тиресия. Был некогда царь Иксион; он первый среди смертных осквернил себя родственной кровью. Не желая уплатить своему тестю вена за жену, он повел его поверх волчьей ямы, наполненной раскаленными углями; в ней тесть погиб. В жажде очищения Иксион обратился к самому Зевсу; Зевс пожалел его, очистил и приблизил к своей олимпийской трапезе. Но Иксион и ему отплатил неблагодарностью: он осмелился поднять свои смертные взоры на его божественную есть. Предстоит освобождение Прометея; но владыка подземной тьмы не согласен отпустить его без замены. Готов ты отдать мучительный для тебя свет дня за всеуспокаивающую обитель Аида?

Хирон пожал ему руку.

– Готов, – шепнул он. Дрогнула земля – тихий покой разлился по страдальческому лику раненого, и душа оставила его тело.

Геракл с Фолом внесли мертвого в пещеру. Фол вынул стрелу из его раны.

– Так вот он, этот страшный враг! – сказал он, улыбаясь. – Не верится, чтобы такая маленькая деревяшка могла быть причиной смерти таких огромных существ!

– Верь или не верь, но будь осторожен, – ответил Геракл.

Тот, смеясь, посмотрел на него – и в этот миг стрела, выскользнув из его рук, попала ему в ногу. Не успев даже вскрикнуть, он упал мертвый; даже смех не оставил его помертвевшего лица.

Жутко было: два чудовищных трупа среди остатков недавней трапезы. Геракл вышел из пещеры и камнями заделал вход в нее. «Пусть она будет вашей гробницей», – подумал он. После этой битвы с кентаврами – «первой кентавромахии», как мы ее называем в отличие от второй, фессалийской, о которой будет рассказано ниже – он пошел дальше на Эриманф исполнить возложенный на него подвиг. В сравнении с только что совершенным он показался ему сущим пустяком: он поймал вепря, отвел его в Микены, показал – не Еврисфею, который опять забился в свой чан, а глашатаю – и затем заклал в честь богов и на угощение народу.

Но смерть Хирона оставила глубокий след в его душе; чтобы развлечься, он принял предложение Ясона участвовать в походе аргонавтов. Это участие не принесло ему утешения: мы видели, как грустно оно кончилось для его любимого ученика Гиласа, которого родители незадолго перед тем передали ему для товарищеского воспитания. Нет, говорил он себе, не сходит даром вражда богов: из-за ненависти ко мне Геры я стал источником несчастий для самых любимых мною людей! Он даже Иолая стал избегать, хотя и любил его, пожалуй, еще больше прежнего; и он твердо постановил не брать его более с собою ни на один подвиг.

Подвига же он ждал теперь даже с некоторым нетерпением и прямо-таки обрадовался приходу Копрея. Но само требование Еврисфея его этот раз прямо возмутило.

– Царь, – сказал Копрей, – повелевает тебе в один день очистить от помета конюшни элидского царя Авгия.

– Тебе бы он лучше поручил, – сердито буркнул сидевший тут же Иолай, – у тебя, кстати, и имя подходящее. – A Kopros по-гречески действительно значит «навоз».

– Тише, Иолай, нельзя оскорблять глашатая, – строго его оборвал Геракл. – Тут скрывается что-то для меня непонятное, – прибавил он, когда тот ушел. – Не думаю, чтобы царь хотел только уязвить меня, превращая меня в Копрея. Увидим.

У Авгия действительно паслись целые табуны в плодородной долине верхнего Алфея, и его конюшни, по целым годам не чистившиеся, были полны навоза. Придя к нему, Геракл потребовал себе лопаты; Авгий, смеясь, велел дать ему таковую.

– Посмотрю я, – сказал он ему, – как ты с помощью лопаты в один день очистишь мои конюшни!

Но Геракл и не думал выносить навоз: лопатой он вырыл для Алфея новое русло и к ужасу Авгия направил реку прямо в его конюшни, широко распахнув их двери. Работа живо была сделана; правда, что и от самих конюшен при такой решительной расправе немного осталось – и потомки навсегда запомнили, как смелые и сильные люди расчищают Авгиевы конюшни.