Психология древнегреческого мифа

Это было в связи с судьбою самого Пелопа и его рода, В начале они была блестяща: имея в своем распоряжении казну богатой Лидии, царем которой он оставался, он затмил своим блеском всех эллинских царей. Ипподамия подарила ему многочисленное потомство; своих сыновей он мог обеспечить городами в различных местностях полуострова, дочерей выдать замуж за других царей – весь полуостров стали тогда называть «островом Пелопа», Пелопоннесом. Но боги, хотя и поздно, а обнаружили истину: раскрылось его преступление против Миртила, а затем и коварство Миртила, поведшее к гибели Эномая. Пелоп был вынужден покинуть Элиду, ее престолом овладел Авгий – и Олимпия была позабыта.

28. В среднем кругу

(Окончание).

Так рассказывал старец. Когда он кончил, все почтили Ночь последним возлиянием и разошлись на отдых; а на следующее утро Геракл воздвиг в олимпийской ограде гробницу-памятник для Пелопа и алтари двенадцати высших богов, определив, чтобы каждый раз при праздновании олимпийских игр приносились поминальные дары первому и жертвы вторым. Все же, как постоянный праздник, эти игры тогда еще не удержались; как они вторично были возобновлены и стали прочтете в другом месте.

В Микенах слава о подвигах Геракла уже опередила его; он мог прямо отправиться с Иолаем в Тиринф к своей матери. И опять некоторое время его оставили в покое. Но, конечно, о нем не забыли; и в один прекрасный день за его трапезой, и этот раз как-то особенно насмешливо, зазвучал крикливый голос Копрея:

– Царь вместо очередного подвига посылает тебя поохотиться на диких уток или что-то в этом роде. На Стимфальском озере в Аркадии завелись птицы, именуемые Стимфалидам и; их ты должен перестрелять – вот и все.

– Тут опять что-то таится, и опять не знаю, что, – сказал Геракл Иолаю, когда Копрей ушел, – Про Стимфалид я слышал; это – птицы чудовища, много больше коршунов; их главная сила, однако, не в клюве и не в когтях, a в их острых перьях, которые они мечут словно стрелы. И все-таки я думаю, что настоящая опасность не в этом; а в чем – увидим.

– Это ты хорошо сказал, – ответил ему, смеясь, Иолай, – вижу, что этот раз ты уже не рассчитываешь, чтобы я без тебя остался здесь один. Итак, идем!

Стимфальское озеро лежало хотя и в Аркадии, но недалеко от пределов Арголиды; после двух дней странствий по горным тропинкам друзья уже были там. Оно наполняло собою дно мрачной котловины; питаясь водой ручьев, стекавших с окружающих гор, оно само посылало излишек своей воды через недоступную пещеру под землю, в царство теней. Рядом с пещерой находилась роща черных тополей; здесь, очевидно, было местопребывание чудовищных птиц. Геракл с Иолаем с утра засели на противоположном берегу, держа свои луки наготове; но птицы не показывались. Озеро расстилалось совершенно гладкой, зеркальной поверхностью у их ног; какая-то вяжущая тишина лежала на нем и на всей природе вокруг. У Геракла дух спирало.

– Не понимаю, что со мной творится, – сказал он Иолаю, сидевшему за ним и подальше от воды. – Точно отравленная мгла преисподней, выдыхаемая этой пещерой, ползет по поверхности озера, взбирается на берег, вливается в мои члены. О горы наши, горы, на которых мы охотились за Керинейской ланью! То было предвкушенье рая; здесь я предвкушаю узы и жуть подземного царства. О Зевс, отец мой, дай мне хоть умереть на горе!

Мгла преисподней все гуще и гуще вливалась ему в тело; его щеки горели, его жилы дрожали, его голос обрывался – а он все страстнее и страстнее бредил про горы, про Керинейскую лань, про Артемиду. Ноги и руки у него отнялись совсем; он уже не был в состоянии ни схватить лук, ни встать с места.

И тогда с тополевой рощи поднялась громадная черная тень, за ней другая, третья, много. Длинной вереницей скользнули они по воздушному пути над наозерной мглой, заслоняя солнце, и стали приближаться к обоим друзьям. Те не шевелились. Еще минута – и град стрел посыпался бы с их чудовищных крыльев, хороня обоих друзей навеки в отравленной тишине Стимфала.

Вдруг какой-то предмет звякнул, падая на землю в непосредственном соседстве с Иолаем. Точно проснувшись от этого звука, он Поднял его.

– Погремушка! – крикнул он.

И он стал неистово ее трясти. Геракл тоже встрепенулся, его оцепенение мгновенно прошло. Схватив свой лук, он выстрелил в первое чудовище – раздался пронзительный крик, и оно, упав, потонуло в пучине. За ним последовало другое, третье; Иолай тоже вспомнил о своем луке. Вдвоем работа пошла быстро. Стимфалиды отвечали, но их пернатые стрелы не долетали до друзей или же беспомощно отскакивали от шкуры немейского льва, в которую закутался Геракл.

Вскоре воздух был чист, а солнце по-прежнему заливало поверхность уже не дремлющего, а бушующего и кипящего озера.

– Уйдем, однако, скорее, – сказал Геракл, – чтобы нас опять не заволокло этой ядовитой мглой. Слава Пал-ладе! Не иначе как она послала нам эту спасительницу – погремушку. Уйдем, уйдем поскорее!