Психология древнегреческого мифа

– Твоя доблесть, могучий витязь, слишком велика, чтобы ее ограничить пределами Пелопоннеса. Мой повелитель желает, чтобы ее благодеяние испытал весь обитаемый мир в своих четырех концах, северном, южном, восточном и западном. Чтобы начать с юга, он приказывает тебе укротить критского быка и привести его к нему в Микены.

– Этот раб, – сказал Геракл после его ухода своим, – сам не знает, чему смеется; но его устами говорит Еврисфей, устами Еврисфея – Гера, а устами Геры – Рок. Мне вспоминается слово Паллады, прозвучавшее в моем вещем сне; «если хочешь славы от Эллады, от человечества – трудись для Эллады и человечества». До сих пор меня знала только Эллада; но я чувствую, с нынешнего дня начинается новая полоса в моей жизни. Моя задача – умиротворение земли, истребление чудовищ в зверином и человеческом образе, искоренение беззакония, восстановление почестей богов там, где они забыты вследствие нерадения и нечестия людей. Критский бык – это только начало, и даже не начало; я предвижу иное за этим неважным подвигом.

Но все-таки, что это за бык? – спросила Деянира.

Слышала ты об Агеноре, царе финикийском, его сыне Кадме и его красавице-дочери Европе, той, которую увез в море белый, прекрасный бык?

– Так это тот самый?

– Говорят, да; послал его в Финикию сам Зевс и велел ему перевезти Европу на остров Крит, тогда еще пустынный, для того, чтобы там с нею жить как муж с женою. Она родила ему трех могучих сыновей: Миноса, мудрого законодателя, Радаманфа, справедливого судью, и Сарпедона, который, впрочем, переселился в малоазиатскую Ликию. И Крит расцвел при Миносе и украсился ста городами; но бык, сослужив свою службу, одичал и стал грозою благоустроенного острова. Что ж, отправлюсь за ним – тебя же, Иолай, попрошу охранять в мое отсутствие мою молодую жену и старую мать.

Но, как и предполагал богатырь, за критским подвигом скрывался другой, гораздо более опасный. Его финикийский корабль бурей отбросило от берегов Зевсова острова; долго скитался он по волнам, пока не достиг странной местности, со странными деревьями, листья которых развевались точно исполинские перья, и еще более странными обитателями. От пловцов своего корабля он узнал, что страну зовут Ливией, а правит ею великан Антей, сын земли. Они отправились к нему.

– Дам что угодно тому, кто меня осилит в борьбе, – сказал Антей.

– Долг гостеприимства, – ответил ему Геракл, – велит хозяину не бороться с гостями, а помогать им.

Но так как неласковый туземец настаивал на своем, то Геракл выступил против него. После упорной схватки он его повалил; но едва коснувшись земли своим телом, великан опять быстро прянул на ноги. То же случилось и во второй и в третий раз.

Тут Геракл понял, что сын Земли из прикосновения к ней черпает новую силу; победив его и в четвертой схватке, он поднял его на воздух и держал его в железных тисках своих объятий до тех пор, пока он не испустил духа.

Ехать обратно было невозможно; поврежденный уже бурей корабль разбился о береговые утесы. Пришлось пловцам шествовать берегом через луга и пески; сколько тут Геракл поборол диких зверей и жестоких людей, мы перечислять не будем. Но вот они пришли наконец в страну, по-видимому, благоустроенную; по крайней мере, возвышавшийся на берегу моря алтарь свидетельствовал о благочестии жителей.

– Это – Египет, – сказали товарищи, – народ здесь умный и дельный, но не гостеприимный.

Действительно, пришедшие вооруженные люди объявили их пленниками и отвели к царю Бусириду.

– Как раз вовремя, – засмеялся царь, – будет кого принести в жертву Зевсу в его праздник.

– Зевс гнушается человеческих жертвоприношений, – ответил возмущенный Геракл.

Царь презрительно на него посмотрел:

– Мы, египтяне, все народы превзошли в благочестии, и ты хочешь нас учить?

– Ваше благочестие богам противнее, чем нечестие невежественных дикарей!

– Хорошо, продолжай! В награду за твою дерзость ты первый будешь заклан.

Геракл выждал минуту, когда его в узах подвели к алтарю; тогда он внезапно разорвал связывающие его ремни, убил безбожника-царя, освободил своих товарищей и, не тронутый пораженными ужасом египтянами, проследовал дальше.

В гавани они нашли финикийский корабль, который и доставил их на Крит. Исполнение самого подвига, ради которого он был послан, как он это и предвидел, не было для него особенно трудным. Царь Минос охотно предоставил в его распоряжение и сети и облаву, а потом, когда заверь был пойман, и корабль, на котором он переехал в Навплию, гавань Еврисфея. Геракл самолично отвел быка в царские стойла; но пастух, по неопытности и робости, его выпустил, и мы с ним еще встретимся.

В Тиринфе Геракла ожидала радость. Деянира привела его к колыбели, в которой лежал родившийся в его отсутствие его первенец Гилл (Hyllos). Но долго ею наслаждаться он опять не мог: Копрей не замедлил явиться и отправить его на новый, числом восьмой, подвиг.

– За югом – север: царь повелевает тебе доставить ему в Микены коней фракийского царя Диомеда.

«Странный приказ, – подумал Геракл, – похищение чужих коней у них входит в умиротворение вселенной».