Психология горя

У девочки умерла бабушка, однако по поводу этой утраты не возникло сколь-нибудь значимых переживаний, несмотря на то, что они жили под одной крышей и были достаточно близки друг к другу. Даже на похоронах внучка оставалась, по ее воспоминаниям, спокойной, почти равнодушной. Но вот проходит три года, и в доме умирает собачка (почти член семьи). На сей раз реакция последовала бурная: девочка сильно горевала, много плакала. Казалось бы, ситуация перевернута с ног на голову: смерть близкого человека переживается меньше, чем смерть собаки. Конечно, такое в жизни иногда бывает, но в данном случае это не совсем так. По словам самой девушки, две утраты каким-то образом связались у нее друг с другом. Только потеряв собаку, она вдруг во всей полноте осознала и ощутила давнюю потерю бабушки. Поэтому, рыдая над телом умершего животного, она оплакивала одновременно две потери: и бабушки, и собаки. Видимо, вторая смерть унесла еще одну частицу ее души, и образовавшаяся в результате двух потерь пустота достигла критической величины, заставляя ощущать утрату, тем самым запуская процесс горевания. Кроме того, в личностном развитии девочки за три года тоже, скорее всего, произошел скачок. Она стала более подготовленной к встрече с горем, и требовался только дополнительный толчок в виде новой потери для того, чтобы запустилось переживание прошлой утраты.

В вышеописанном случае реакция на смерть собаки наложилась на переживание смерти бабушки, однако и сама по себе утрата домашнего питомца нередко вызывает самое настоящее горе. Значимость этого события для ребенка часто недооценивается взрослыми. По этому поводу R. Friedman и J. W. James проводят остроумную аналогию, говоря как бы устами родителей: «„Милый, мне грустно говорить тебе об этом, но твой отец умер прошлой ночью. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. В этот уик-энд мы достанем тебе нового папу“. Абсурд. Однако как часто после того, как любимое животное умирает, любящие близкие из лучших побуждений произносят подобные „слова утешения“ и направляются в магазин домашних животных?» [55]. По мнению указанных авторов, взаимоотношения с любимым питомцем так же особенны и неповторимы, как и взаимоотношения со значимыми людьми. Соответственно, и в том и в другом случае реакция на потерю будет зависеть от особенностей взаимоотношений с умершим близким человеком или животным. Если же ребенок в случае смерти животного слышит те самые «слова утешения», то это закладывает неудачную основу для будущих встреч с утратами и приводит его к убеждению, что замещение утраты — это хорошая идея. Данную идею ребенок может еще неоднократно услышать от родителей, например, когда заканчивается подростковый роман, — его призывают не чувствовать то, что он чувствует, а пойти и найти нового друга или подругу. R. Friedman и J. W. James показывают, как от замещения потери мы приходим к замещению чувств: «Когда ваша мама или ваш папа умирает, вы получаете первую половину сообщения: „Не чувствуй себя плохо“, к которому обычно добавляют: „Он/она в лучшем месте“. Вместо замещения утраты нам предлагают идею, что мы не должны чувствовать себя плохо, потому что с нашим любимым человеком все в порядке и он находится в лучшем месте. Таким образом мы просто замещаем одно чувство другим» (там же). Отсюда следует вывод, что неправильные идеи о переживании утраты (в том числе животного), воспринятые в детстве, вырастают в провальные установки по отношению к потерям, действующие на протяжении всей жизни. И напротив, смерть животного способна стать тем событием, которое поможет ребенку научиться правильно переживать утрату.