Психология и физиология. Союз или конфронтация? Исторические очерки

Но ведь в сравниваемых нами явлениях, кроме начала и конца, есть еще середина, и возможно, что именно из-за нее они и не могут быть приравнены друг к другу. Если в самом деле сопоставить друг с другом, например, мигание и только что упомянутый случай испуга, то можно, пожалуй, даже расхохотаться над таким сопоставлением. В мигании мы ни сами по себе, ни на других не видим ничего, кроме движения, а в акте испуга, если его приравнивать рефлексу, середине соответствует целый ряд психических деятельностей. Разница между обоими актами как крайними членами ряда действительно громадна, но есть простое средство убедиться, что и в нормальном мигании есть все существенные элементы нашего примера испуга, не исключая и середины» [1953, с. 125–126]. Сеченов утверждает, что и при мигании (т. е. при любом рефлексе) имеется среднее звено как психический акт, и таковым является ощущение. «Дуньте человеку или животному потихоньку в глаз – оно мигнет сильнее нормального, а человек ясно почувствует дуновение на поверхность своего глаза. Это ощущение и будет средним членом отраженного мигания. Оно существует и при нормальных условиях, но так слабо, что не доходит, как говорится, до сознания… Наблюдения дают повод думать, что у нормального, необезглавленного животного вообще едва ли есть в теле рефлексы, которые при известных условиях не сопровождались бы чувствованием» [1953, с. 126].

Действия наши управляются не призраками, вроде разнообразных форм я, а мыслью и чувством. Между ними у нормального человека всегда полнейшая параллельность: внушен, например, поступок моральным чувством – его называют благородным; лежит в основе его эгоизм – поступок выходит расчетливым; продиктован он животным инстинктом – на поступке грязь… В этом-то смысле сознательно разумную деятельность людей и можно приравнять двигательной стороне нервных процессов низшего порядка, в которых средний член акта, чувствование, является регулятором движения в деле доставления последним той или другой пользы телу.

[Сеченов, 1953, с. 186].

В этом отрывке интересна логика доказательств, взятая Сеченовым на вооружение: не этапы произвольных актов человека подтягиваются к трем звеньям рефлекса, а наоборот, делается попытка аналогизировать звенья рефлекса с этапами произвольных актов человека: восприятие внешних воздействий, оценка их, обдумывание и принятие решения, ответный двигательный акт (целесообразное действие).

Далее Сеченов пишет: «…Но посмотрим, не прекратится ли она [аналогия. – Е. И.], как только мы переступим в сфере деятельности высших органов чувств ту черту, которая отделяет инстинктивные действия, вытекающие из чувства самосохранения, от действий более высокого порядка, в которые вмешивается воля. Известно, что этот агент придает деятельностям человека характер, всего менее похожий на машинообразный, – характер, который выражен особенно резко на высших степенях психического развития» [1953, с. 127–128]. Сеченов полагал, что аналогия есть единственное средство расчленить сложные психические факты на более простые, т. е. отнестись к ним аналитически. Аналогизировать же сложные психические факты Сеченов предлагает с явлениями рефлекторного типа, а это уже дело физиолога. «Все психические акты, совершающиеся по типу рефлексов, должны всецело подлежать физиологическому исследованию, потому что в область этой науки относится непосредственно начало их, чувственное возбуждение извне, и конец движение; но ей же должна подлежать и середина – психический элемент в тесном смысле слова, потому что последний оказывается очень часто, а может быть, и всегда, не самостоятельным явлением, как думали прежде, но интегральной частью процесса… Ведению физиологии должны подлежать и случаи психических актов, уклоняющиеся по внешнему характеру более или менее резко от типа рефлексов» [1953, с. 133]. Спрашивается, а чем же тогда должны заниматься психологи?