Психология и физиология. Союз или конфронтация? Исторические очерки

Из этих рассуждений не ясно, являются ли любые выученные движения произвольными (как быть с условными двигательными рефлексами?), что значит «выученными» – выучивание происходит при участии воли или без нее, и конечно, что такое воля сама по себе, которая может вмешиваться в осуществление движений – запускать и останавливать их, ускорять и замедлять.

Определения воли Сеченов в данной работе не дает (напомню, что в «Рефлексах…» он под волей понимал самосознание), но, ожидая возражения против своего понимания ее роли в заученных движениях, он пишет: «Кого уверишь в самом деле, что первый наш вывод всецело приложим и к движениям, заучаемым в зрелом возрасте, например, к ручной художественной или ремесленной технике, где заучение совершается под влиянием ясно сознаваемых разумных целей и где от доброй воли самого учащегося зависит успех дела».

Действительно, неужели держание ложки и поднесение ее ко рту и другие бытовые навыки вырабатываются как у взрослого, так и у ребенка без участия мотивации, а следовательно, без наличия желания, цели, без представления о том, что человек хочет сделать? Сеченов пишет, что при всяком заучивании нужно:

1) чтобы рука обладала определенными функциональными возможностями: повернуться в любую сторону, сгибаться и разгибаться и т. д. (воля здесь властна только в запуске, остановке, усилении и ослаблении, и только);

2) чтобы она слушалась во всех этих движениях глаза, т. е. чтобы движения осуществлялись под зрительным контролем;

3) чтобы человек умел подражать показываемой ему форме движения;

4) чтобы человек умел отличать правильное движение от неправильного;

5) чтобы он упражнялся длительное время под контролем правильного образа движения.

Сеченов считает, что во втором и третьем пунктах воля не нужна, а это весьма спорно: зрительный контроль за демонстрируемым движением требует произвольного внимания, кроме того, разве человек не должен перевести произвольно зрительный образ в схему движения?

Следует обратить внимание на четвертый и пятый пункты в перечислении Сеченовым условий заучивания. Это необходимость иметь правильный образ (эталон заучиваемого действия, с которым происходит сравнение того, что получается). А наличие такого образа значительно усложняет рефлекторный механизм управления произвольными действиями, включает в него и психический компонент (внешнюю «обратную связь»).

По Сеченову, воля играет важную роль только при воспроизведении новой формы движения, которой человек не владел до начала обучения. Дальнейший же процесс заучивания, т. е. формирование двигательного навыка (запоминание последовательности движений, установление зрительного контроля), от воли совершенно не зависит [1953, с. 179]. Однако с этим согласиться трудно, так как упражнение, как писал позже Н. А. Бернштейн, это внесение постоянной коррекции в разучиваемое действие, которая происходит и сознательно.

Собственно, вопреки своему утверждению, об этом пишет и сам Сеченов: «Как можно втиснуть, – продолжает Сеченов, – бесконечно разнообразную картину произвольности человеческих действий в такую тесную безжизненную рамку, как наш третий вывод? Воля властна пускать в ход в каждом данном случае не только ту форму движения, которая ему наиболее соответствует, но любую из всех, которые вообще известны человеку. Мне хочется плакать, а я могу петь веселые песни и танцевать; меня тянет вправо, а я иду влево; чувство самосохранения говорит мне: “стой, там тебя ожидает смерть”, а я иду дальше. Воля не есть какой-то безличный агент, распоряжающийся только движением, – это деятельная сторона разума и морального чувства, управляющая движением во имя того или другого и часто наперекор даже чувству самосохранения. Притом в деле установления понятия о воле вовсе не важно то, вмешивается ли она в механические детали заученного сложного движения, а важна глубоко сознаваемая человеком возможность вмешаться в любой момент в текущее само собой движение и видоизменить его или по силе, или по направлению. Эта-то ярко сознаваемая возможность, выражающаяся в словах “я хочу и сделаю”, и есть та неприступная с виду цитадель, в которой сидит обыденное учение о произвольности» [1953, с. 177–178; выделено мною. – Е. И.].