Психология и космос

«Накануне прыжка долго не мог заснуть. Ночью часто просыпался и окончательно проснулся в пять часов утра. Хотя старался не думать о прыжке, мысль постоянно возвращалась к подробностям неудачно выполненных прыжков и к трагическим случаям.

Утром вместе с несколькими парашютистами, из которых трое совершали прыжок впервые, отправился в укладочную парашютов. Получив парашюты, приехали на аэродром в автобусе.

Было зимнее солнечное утро. После надевания парашютов все время беспокоила мысль: „Неужели я не смогу преодолеть страх и не выпрыгну из самолета?“ Валентина Терешкова и ее дублер шутками подбадривали меня. С Валей мы поменялись ролями. Обычно перед прыжком пульс у нее подсчитывал я, а здесь она выступила в роли врача. Подсчитав пульс, она сказала: „Доктор! Не надо так волноваться. У вас 110 ударов в минуту. Еще немного, и ваше сердце уйдет в пятки“.

После подгонки и проверки парашютов мы друг за другом пошли к самолету и заняли места в нем. Самолет вырулил на взлетную полосу, пробежал по ней и начал быстро набирать высоту. Стал смотреть в иллюминатор, из которого был виден уменьшающийся в размерах старинный русский город с монастырем на холмистом берегу речки. Подсчитал у себя пульс — 130 в минуту! Напротив меня вдоль борта сидели парашютист-испытатель мастер спорта Валерий Галайда и два товарища, прыгавших впервые. Во внешнем виде была разительная разница. Валерий сидел улыбающийся и о чем-то говорил с руководителем прыжков Н. К. Никитиным. Два других парашютиста сидели с бледными, я бы сказал, с маскообразными лицами. В позе и движениях, которые они совершали редко, чувствовалась скованность и напряженность. Глядя на них, я подумал о себе, что и я не лучше их выгляжу. Время тянется очень медленно. Кажется, что самолет не летит, а стоит на месте. Хочется поскорее отделаться от этого тягостного состояния.

Н. К. Никитин дает команду: „Приготовиться!“ Встаю на ноги, но они плохо меня слушают, как будто стали ватными. Усилием воли заставляю себя подойти к открытой двери.

Прыгаю я вторым, за Галайдой. Стою за ним и стараюсь не смотреть вниз, а гляжу в его спину. Слышу команду: „Пошел!“ Галайда легко оттолкнулся от нижней кромки дверцы, выпрыгнул из самолета и, распластавшись, „лег“ на воздушный поток. Как я сам выпрыгнул из самолета, не помню. Только почувствовал, что меня дернуло и перевернуло. Посмотрел вверх и увидел над головой купол парашюта. Несколько ниже был виден купол Галайды. В наступившей тишине слышу восторженный крик одного из остальных парашютистов, который оказался надо мной: „Вот здорово!“ Действительно, все было очень здорово. И синее небо, и где-то внизу искрящийся на солнце с голубоватым оттенком снег, и голубой автобус, стоящий у круга и напоминающий детскую игрушку, и тишина, которая особенно чувствовалась после шума мотора.

Перед прыжком я хотел после раскрытия парашюта сразу же подсчитать пульс, но вспомнил об этом, когда прошла минута-другая. Некоторое время казалось, что я не спускаюсь, а нахожусь на одном месте подвешенным к неподвижному парашюту. Не имея навыка оценивать расстояние с высоты, задолго до приземления я приготовился к встрече с землей: согнул ноги в коленях, сведенные вместе ступни вытянул перед собой. Продержавшись в таком положении некоторое время, устал и опять свободно повис. Слышу голоса с земли: „Ноги!“, „Ноги!“ Едва успел свести их вместе, как почувствовал толчок и зарылся в сугроб. После прыжка, как и остальные товарищи, я просил разрешения повторить прыжок.

К вечеру прыжок казался уже не таким увлекательным и приятным. С чувством тревоги о втором прыжке лег спать».