Эйдетические представления возникали у спелеологов, находившихся в пещерах. М. Сифр рассказывает: «Я видел перед собой море и синее небо, многолюдные пляжи, тысячи мужчин и женщин, детей... В глубинах пропасти совсем рядом со мной возникали видения кораллового рифа» (163, с. 115).
Зрительный и слуховой эйдетизм обычно свойственен детям. Он часто встречается у художников и композиторов и служит им опорой в творчестве. И. А. Гончаров писал о процессе творчества: «...лица не дают покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров — и мне часто казалось, прости господи, что я это не выдумываю, а что это все носится в воздухе около меня и мне только надо смотреть и вдумываться» (54, с.71).
Английский художник-портретист Д. Рейнольдс рассказывает: «Кода передо мной являлся оригинал, я рассматривал его внимательно в продолжении получаса, набрасывая время от времени его черты на полотно; более продолжительного сеанса мне не требовалось... Когда я хотел продолжить портрет, я мысленно сажал этого человека на стул и видел его так ясно, как если бы он был передо мной в действительности; могу даже сказать, что форма и окраска были более резкими и живыми. Некоторое время я вглядывался в воображаемую фигуру и принимался рисовать; совершенно так же, как если бы оригинал сидел передо мной, и всякий раз, как я бросал взгляд на стул, я видел человека». Если кто-нибудь из посетителей студии случайно оказывался между пустым креслом и художником, тот обращался с просьбой отойти в сторону, чтобы не заслонять «натурщика» (32, с. 102).
И. П. Павлов считал, что у представителей художественного типа должны легко появляться эйдетические представления, поскольку у них преобладает первая сигнальная система над второй. Появление эйдетических представлений в условиях сенсорной недостаточности, по всей вероятности, связано со сложной перестройкой динамики взаимодействия первой и второй сигнальных систем. В монотонных условиях вспоминаемые образы не конкурируют с образами реальной действительности. «Мечтать образами, — писал И. М. Сеченов, — как известно, всего лучше в темноте или в совершенной тишине».
Согласно И. П. Павлову, вторая сигнальная система и ее функциональный орган (лобные доли), как самое последнее приобретение в эволюционном процессе, будучи особенно хрупкими, в первую очередь поддаются разлитому торможению. Когда возникает это торможение, обычно первенствующая в бодром состоянии работа второй сигнальной системы уступает место деятельности первой, сперва в виде мечтательности и фантастичности, а затем в виде легкого сонного состояния (отвечающего просоночному состоянию или состоянию засыпания), т е. первая сигнальная система освобождается от регулирующего влияния второй. Причем, развившееся торможение во второй сигнальной системе по закону «взаимной индукции», открытому И. П. Павловым, активизирует деятельность первой, чем и объясняется яркость эйдетических образов.
Усиленное воображение с извлечением из арсеналов памяти, красочных образов, по нашему мнению, является защитной компенсаторной реакцией в условиях монотонной среды. Эти яркие представления в какой-то мере компенсируют сенсорные ощущения, характерные для обычных условий, и позволяют человеку сохранить психическое равновесие в экстремальных условиях. Будучи вначале управляемыми, вызываемыми по желанию, эйдетические представления с течением времени на этапе неустойчивой психической деятельности могут выходить из-под контроля актуального «Я», становятся навязчиво статичными или проявляются в виде динамично развивающихся сцен. Так, участник зимовки на антарктической станции «Восток» В. Песков записал: «Одному из наших стали мерещиться «гуманоиды». Это они-де шлют нам напасти. Мы не на шутку встревожились. С появлением Солнца «гуманоиды улетучились» (150, с.З).
9.3 Сновидения как компенсация сенсорной недостаточности
К компенсаторным реакциям в ответ на сенсорный голод следует отнести и появление обильных и ярких сновидений. «В прошлый полет, который длился недолго, у меня не было сновидений. Сейчас же сколько хочешь, даже больше, чем на Земле. Причем сновидения цветные», — записал в дневнике В. Волков при полете на станции «Салют». Запись В. Севастьянова: «Неделю назад мне приснился дождь. Самый обычной дождь. Но я слышал во сне его шум. И этот шум везде преследовал меня. Наблюдая мощный циклон над Африкой, я представлял, что сейчас идет дождь — тропический ливень, гроза. Нет, это не то. А вот наш мягкий, летний, теплый, ласковый дождь! Тра-та-та... А вчера мне приснился воробей. Самый обычный воробей. Сидит на пыльной дороге и что-то ищет на пропитание. Я обхожу его осторожно стороной, чтобы не вспугнуть, а он посмотрел на меня, эдак перескакивая, поворачиваясь, провожает меня и делает свое дело. Потом улетел» (158, с. 19). В. Соловьеву во время полета почти каждую ночь снилась земля — грибы в осеннем лесу, речка детства, футбольные матчи, шум дождя. И лица родных, друзей, иногда просто знакомых.