Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции

Эта связь, приуроченность той или иной стадии или формы развития к определенным моментам органического созревания возникала столетиями и тысячелетиями и привела к такому сращиванию одного и другого процессов, что детская психология перестала различать один процесс от другого и утвердилась в той мысли, что овладение культурными формами является столь же естественным симптомом органического созревания, как те или иные телесные признаки» (42, с. 54).

Таким образом, наследственность и воспитание идут навстречу друг другу и, встречаясь, рождают такие свойства человеческой психики, какие ни наследственность без воспитания, ни воспитание без наследственности породить не в силах. Результат такой встречи должен состояться только в определенное время. В ранние «критические периоды» развертывания анатомо-физиологических возможностей закладывается, очевидно, глубокий фундамент психических возможностей человека, способностей, влечений и отношения к миру. Возникают какие-то решающие отпечатки, которые в дальнейшем действуют долго и принимают самые неожиданные обличия.

Наследственные возможности мозга подрастающего человека очень гибки, они допускают как бы выбор из многих вариантов. Научившись рычать по-волчьи, усвоив повадки «приемных родителей», ребенок вырабатывает не свойственные людям стереотипы, и чем дольше они функционируют, тем более трудным становится перевоспитание. Затем наступают необратимые изменения в психике человека.

Это положение подтверждается наблюдениями зоопсихолога К. Лоренца за развитием детенышей гусят и других выводковых птиц, вылупившихся в инкубаторе. Первым движущимся объектом, с которым встречались гусята в момент вылупления, была не их мать, а сам К. Лоренц. Произошла удивительная вещь: вместо того чтобы присоединиться к стаду гусей, эти гусята повсюду следовали за К. Лоренцем и вели себя так, как если бы он был их матерью. Это явление он назвал импритингом (запечатлением). Ярким примером может служить эпизод, рассказанный экспериментатором.

Однажды К. Лоренц с выводком «импритингованных» утят отправился к водоему. Для того чтобы они шли за ним и не потеряли его в густой траве, Лоренцу приходилось передвигаться на корточках и непрерывно крякать. «Когда я вдруг взглянул вверх, — пишет он, — то увидел над оградой сада ряд мертвенно-бледных лиц: группа туристов стояла за забором и со страхом таращила глаза в мою сторону. И не удивительно! Они могли видеть толстого человека с бородой, который тащился, скорчившись в виде восьмерки, вдоль луга, то и дело оглядывался и крякал — а утята, которые могли хоть как-то объяснить подобное поведение, утята были скрыты от глаз изумленной толпы высокой весенней травой» (113, с. 32).

Проявления этой привязанности к человеку стали особенно необычными, когда, достигнув половой зрелости, пернатые принялись искать брачных партнеров среди людей, не проявляя ни малейшего интереса к представителям собственного вида.

В природных условиях первый движущийся объект, попадающий в поле зрения гусят, — это их мать. Естественно поэтому, что импритинг направлен на нее, вызывает привязанность к ней. У ребенка социальные связи устанавливаются очень рано и носят более глубокий характер, оставаясь порой на всю жизнь. Вот почему общение с матерью в раннем детстве чрезвычайно важный этап в развитии личности.

Швейцарский педагог И. Песталоцци считал, что в грудном возрасте ребенка нужно предохранять от волнений: «Если мать часто без толку не бывает с грудным ребенком, зовущим ее, и ему, лежащему в скуке с чувством потребности, которую она должна удовлетворить, часто и подолгу приходится ожидать ее, пока это чувство не обратится у него в страдание, нужду и боль, то в таком случае в нем в высшей степени развивается и оживает зародыш дурного волнения и всех его последствий».

Уже месячный младенец в период разлуки плачет, требует мать и ищет кого-нибудь, кто мог бы ее заменить. Когда замены нет или к ребенку подходят сменяющиеся лица (санитарки, сестры и т. д.), то второй месяц разлуки характеризуется реакцией избежания — если кто-нибудь подходит к ребенку, он начинает кричать. Одновременно наблюдается падение веса и замедление психического развития. Третий месяц характеризуется развитием замкнутости, «уходом в себя» (аутизм), избежанием всяких контактов с миром. Вот как описывает это состояние педиатр Р. Спитца: «Хотя им было по восемь-девять месяцев от роду, они лежали или сидели с широко раскрытыми, ничего не выражающими, устремленными вдаль глазами, застывшим неподвижным лицом, как в оцепенении. Очевидно, они не воспринимали происходящего вокруг них. Устанавливать контакт с детьми, находящимися на этой стадии, было все более трудно, а затем и просто невозможно».

Исследования показывают, что в случае разлуки с матерью свыше пяти—шести месяцев психологические изменения оказываются необратимыми. Подробно материал о психической депривации в детском возрасте изложен в монографии И. Лангмейера и З. Матейчека (98).