Психология личности

Третье правило. Мотивы личности порождаются в процессе приобщения к разным субкультурам, к разным кругам общения в мирах истории, науки, политики и искусства. Кратко это правило может быть названо правилом « мотивационно-культурологического анализа ». Понять жизнетворчество А.Р. Лурия – это значит понять круги его общений в разных субкультурах. Например, круг «А.Р. Лурия – Л.С. Выготский – С.М. Эйзенштейн – Н.Я. Марр». В связи с этим кругом процитируем замечание известного семиотика В.В. Иванова: «Для систематического анализа проблем зарождающегося киноязыка (особенно по картине “Октябрь”) Эйзенштейн должен был регулярно встречаться со своими друзьями-психологами Л.С. Выготским, А.Р. Лурия и Н.Я. Марром» ( В.В. Иванов , 1976, с. 66). Мотивы А.Р. Лурия произрастают и из таких кругов общения, как круг «А.Р. Лурия – Н.А. Бернштейн – А.А. Ухтомский», «А.Р. Лурия – З. Фрейд», «А.Р. Лурия – А. Валлон – Ж. Пиаже – Дж. Брунер», «А.Р. Лурия – К. Прибрам», «А.Р. Лурия – Р. Якобсон – Н. Хомский». Выделение этих и многих других кругов общения А.Р. Лурия требует специальной работы. Но без этой работы полимотивация жизнетворчества А.Р. Лурия, его многоликость как личности остается тайной за семью печатями.

Четвертое правило. От « знака » в науке – к « знаку » в культуре. Для понимания этого правила напомним, что в деятельностном подходе все чаще звучит формула «сознание как действие» (Дж. Верч). Co-знание А.Р. Лурия, Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева конструировалось как действие в контексте их научной школы и, что особенно важно, помогало стать А.Р. Лурия не только «знаком» в психологии, но и «знаком» в культуре. Именно А.Р. Лурия после смерти Л.С. Выготского выступил как универсальный медиатор, универсальный посредник, способствующий успехам культурно-исторической психологии в гамбургском поединке психологии двадцатого века. Имя А.Р. Лурия – это «знаковое имя» в культуре. А это значит, что идеи А.Р. Лурия в психологии, его дела в жизни вышли за пределы психологии, оказались за границами науки и осуществлялись в культуре. Такими книгами А.Р. Лурия, как «Романтическое эссе» (Маленькая книжка о большой памяти. Потерянный и возвращенный мир), зачитывались самые разные поколения. Физики вспоминают о А.Р. Лурия как о человеке и нейропсихологе, участвующем в восстановлении после травмы великого физика Льва Ландау. Физиологи и психологи помнят, что в годы преследования «безродных космополитов» именно А.Р. Лурия оказывал человеческую поддержку Н.А. Бернштейну. Без общения с А.Р. Лурия вряд ли появилась бы в 1963 г. публикация замечательного психофизиолога И.М. Фейгенберга «Вероятностное прогнозирование в деятельности мозга» в «Вопросах психологии».

Через неутолимые и блестящие контакты А.Р. Лурия советская психология перестала быть психологией за железным занавесом для мировой психологии. Его изобильное общение с фактически основными ведущими представителями нейрофизиологии, лингвистики, семиотики, философии XX в. становилось той культурной медиацией, тем культурным орудием, через которое мировое научное сообщество овладевало правдой о нашей психологии и узнавало о пути культурно-исторической психологии, о советской психологической науке в целом.

В процессе общения А.Р. Лурия с разными культурами, науками и мирами проходило становление культурно-исторической психологии и с опорой на нее, на ее живой основе появлялись нейропсихология, нейролингвистика, обогащалась специальная психология.

Во многом наведение мостов с лингвистикой и семиотикой, проходящее через исследования А.Р. Лурия самых разных лет, породило психолингвистику (A.A. Леонтьев, Дан Слобин), психологию субъективной семантики (Е.Ю. Артемьева), психосемантику (В.Ф. Петренко, А.Г. Шмелев).