Психология личности

Понимать, что, работая пятнадцать лет назад над построением («построением» в смысле H.A. Берншнейна) учебника «Психология личности», я, как и мои учителя, считал монизм в науке идеалом познания. Монизм же в его жесткой или мягкой форме всегда порождает установку на целостную единственную картину реальности, целостную картину человека, целостную картину мышления, целостную картину личности и т. п. Если мы как психологи проанализируем природу любого монизма, то поймем, что за монизмом проступает нормальный эгоцентризм познания. И такой этап эгоцентризма проходит не только детское мышление, описанное Ж. Пиаже и Л. Выготским, но и научное познание.

Установка на монизм, усиленная дидактической установкой на построение именно учебника по психологии личности (а не монографии) и неосознаваемой личной мотивацией «объять необъятное», и определила мое стремление к целостному анализу личности.

Означают ли мои откровения, что я отказываюсь от целостного анализа личности? Нет и еще раз нет.

На смену монизму Ньютона пришли релятивизм Эйнштейна и неклассическая физика Бора. Разве они не дали более целостную картину реальности? Разве А. Эйнштейн не мечтал о единой теории поля? Разве блистательный психолог Лев Веккер в конце жизни не удивил всех работой «Психика и реальность: единая теория психических процессов» (1998) (подчеркнуто мною. – A.A .)? Мотив к целостному видению мира всегда будет «творческим порывом» (А. Бергсон) исследователей, которые стремятся к пониманию возникновения, развития и распада сложных систем – психики, личности, культуры, цивилизации и т. п. И именно этот мотив при всей его наглости стоит за построением психологии личности как единства разнообразия.

И этот мотив побуждает действовать поверх тех барьеров и стереотипов мышления, которые мне в очередной раз помогла увидеть статья Вадима Розина. Там, где Вадим Розин видит постулат, я, следуя логике Л.С. Выготского, вижу проблему, требующую решения и в психологии личности, и в психологии в целом.

Так, для меня оппозиция «гуманитарные науки (подходы) – естественно-научные подходы», принимаемая Вадимом Розиным, является мнимой оппозицией классического в смысле М.К. Мамардашвили мышления. И весь историко-эволюционный подход в психологии личности даже сочетанием в самом начале исследования миров «истории» и «эволюции» бросает вызов картинам психологии, культурологии, биологии, в которых «социальные законы развития» в одной плоскости, «естественные» – в другой, «психологические» – в третьей, а взаимоотношения между ними отвечают классическим представлениям о параллельных прямых Евклида.

Аналогичным образом дело обстоит и еще с одной принимаемой Вадимом Розиным оппозицией «номотетический подход» – «идеографический подход». Эта оппозиция между «типичным» и «уникальным» в психологии личности только расширяет опасную пропасть между общей психологией личности и дифференциальной психологией индивидуальности. Вначале неосознанно, а затем осознанно я стремился в книге «Психология личности» прорваться через стереотип противопоставления «номотетической» объяснительной психологии и «идеографической» понимающей психологии. Завершена ли в книге эта попытка? Конечно, нет. Но этот мотив, еще более окрепший благодаря идеям Д.Б. Эльконина о неклассической психологии, и в будущем будет придавать смысл поискам в психологии личности.

И конечно же, сегодня я без горечи повторю слова Ф. Брентано, что нет одной психологии, а есть множество психологий. И это множество психологий есть норма неклассической научной картины мира , той картины, к которой мы стремимся, порождая мифологии в психологии, да и в реальности уже родившегося XXI века.

Приложение 3 Психология как конструирование миров

Психология «обыкновенного фанатизма»

Тысячелетия глядят на нас с надеждой, что мы не озвереем, не станем сволочью, рабами паханов и фюреров.

Аркадий Стругацкий

Каким наш век войдет в историю? Веком физики, генетики и освоения космоса? Веком толп? Веком фанатизма, геноцида, ксенофобии и человекофобии? Веком борьбы с инакомыслием или веком отстаивания толерантности, свободы и достоинства?

Эти отнюдь не риторические вопросы требуют своего решения. Волны моральных эпидемий, национальных и религиозных конфликтов, информационных и психологических войн, страхов, убийств людей только за то, что они – иные, принадлежащие к другой нации, религии, партии или стране, на пороге тысячелетий поразившие как Россию, так и другие страны планеты, не позволяют отнести поставленные вопросы к сфере чисто интеллектуальной гимнастики.